ответственные решения элит находилась, по мнению исследователя, вся остальная масса русского чиновничества, отделенная от высших сфер неодолимой пропастью. Раефф заключает:

В России была целая армия мелких клерков, занятых составлением документов, суть которых никогда не была им вполне ясна, но не было при этом однородной, эффективной, чуткой и политически сознательной бюрократии, формировавшей политическую среду подобно прусской, французской или даже австрийской»[281].

Во многом с ним соглашаясь, Торке считает, что все же некоторый эволюционный процесс в западном направлении имел место, и после Крымской войны он вылился во вполне ощутимые улучшения. Великие реформы, полагает он, отчасти стали результатом бюрократической эмансипации от царя, которая, в свою очередь, проявилась в параллели с более ранней (Торке говорит о периоде около 1800 года) и не менее значимой эмансипацией бюрократии от нобилитета[282].

Впрочем, последующие работы американских и советских ученых показали, что бюрократические реалии Российской империи были куда сложнее, нежели считали Раефф и Торке[283]. Мы теперь знаем, что к середине века появлялось все больше безземельных кадровых государственных служащих, преимущественно дворянского происхождения, занимавших средние и высшие министерские посты. Эти люди видели себя бюрократами и слугами государства, то есть именно должностными лицами, принадлежащими скорее должности, чем юридически унаследованному сословию. Их политические взгляды и карьерные соображения заметно отличались от таковых у прочих представителей знати. И если между дворянами верхушки государственного аппарата и писчими нижнего звена в начале XIX века, очевидно, пролегала огромная дистанция, то к середине столетия между ними сформировалась существенная бюрократическая прослойка. Именно это новое поколение чиновников, занявших ключевые должности в министерствах и прочих учреждениях, взялось выполнять огромный объем юридической и административной работы правительства. Данную тенденцию ясно иллюстрирует приводимая П. А. Зайончковским статистика за 1853 год[284]:

Мы видим, что среди товарищей министров и департаментских директоров наблюдалось заметное снижение количества не только поместного и титулованного дворянства, но и людей знатного происхождения в целом. Кроме того, 69,5 % из них были моложе 60, а 71,8 % получили домашнее образование. Подобная картина серьезнейшим образом отличается от преобладавшей в старшем поколении, занимавшем высшие государственные посты: 67,2 % членов Государственного совета были старше 60 лет (а 23,6 % – старше 70), 69 % получили домашнее образование, а 49 % носили звание генерала от армии. Аналогичные цифры были и по Совету министров, в котором 77,7 % были старше 55 лет, 61,9 % обучались на дому, а 55,5 % были генеральских чинов.

Среди молодого поколения чиновников Линкольн выделяет небольшую группу «просвещенных» бюрократов – людей, бескорыстно преданных абстрактным идеалам государства, готовых словом и делом отстаивать интересы русского общества[285]. Они оглядывались на западноевропейские идеи и опыт и вполне могли претендовать на причисление к гегелевскому «всеобщему сословию» – теоретической формуле прусского бюрократического идеала[286]. Исследователями неоднократно отмечалось их влияние на Киселевскую реформу управления государственными крестьянами, реформу петербуржского самоуправления и, по крайней мере, три из Великих реформ – освободительную, Судебную и Земскую[287].

В Министерстве внутренних дел эти «просвещенные» чиновники составляли пусть и весьма влиятельное, но меньшинство, первое возвышение которого пришлось на министерство Л. А. Перовского (1842–1852)[288]. Полноты же своей власти эта группа, главным представителем которой, пожалуй, следует назвать Милютина, достигла во время подготовки законодательной базы для освободительной реформы. Вскоре после Манифеста 1861 года Милютин – тогда товарищ министра – был отправлен в отставку. Аналогичная судьба спустя два года постигла и главу Земского отдела Я. А. Соловьева. Иные же предпочли отставке перевод в профильное ведомство, где будут востребованы их навыки и мнение. Так, специалист в области финансовых вопросов А. К. Гире оказался в Министерстве финансов под началом М. X. Рейтерна, бывшего сподвижником великого князя Константина Николаевича во время его преобразований в Морском министерстве[289]. Из нашей выборки в 87 человек лишь немногих (шестерых, максимум – восьмерых) можно было бы включить в подгруппу «просвещенных» бюрократов.

Большинство представителей нового поколения кадровых чиновников в выборке впервые попало в министерство по назначении Валуева или Тимашева. Эти чиновники мало разделяли теоретико-политические воззрения «просвещенного» меньшинства, скорее полагая общество набирающим силу оппонентом[290]. Они безоговорочно поддерживали режим, в своем бюрократическом этатизме практически срастаясь с традиционным идеалом министерской власти. Подобное «державничество» выражалось неявно, но было куда консервативнее того, что можно было бы ожидать от чиновников эпохи Великих реформ.

Именно они, а вовсе не мимолетное явление «просвещенных» бюрократов знаменуют эволюцию высшего министерского звена в России после освобождения крестьян. Появление в середине столетия нового поколения блестяще образованных кадровых чиновников представляется весьма важным фактом социальной и институциональной истории. Однако же, взятый сам по себе, этот факт не позволяет делать выводов о каком-либо их влиянии в контексте конкретных институций. Чтобы определить, в каком смысле – если таковой имел место – новое поколение управленцев привнесло в МВД «рационализацию», следует выйти за рамки формулярных списков и по возможности подробно изучить их идеи и деяния при министерской должности. Лишь сличая демографические данные с традиционными историческими свидетельствами, можно прийти к взвешенной оценке влияния, оказанного новой чиновничьей волной на Министерство внутренних дел[291].Таким образом мы сможем рассмотреть разнообразные биографические сведения и типические карьерные модели чиновников в качестве прелюдии к некоторым обобщениям относительно роли этих людей в министерской истории в царствование Александра II.

Нашу выборку можно разделить на три возрастные группы. Первая – и наиболее возрастная – состоит из служащих, чей карьерный пик пришелся на конец 40-х – 50-х и завершился к началу 60-х годов. Вторая группа, вмещающая большую часть нашей выборки, включает и большинство высших министерских чиновников при Александре II. В самую юную, третью группу входят служащие, преимущественно достигшие министерских вершин лишь на закате Александровской эпохи и нередко занимавшие в МВД ключевые посты в последовавшие за 1881 годом десятилетия[292].

Средний возраст при производстве в чин V класса (статского советника, эквивалентного воинскому званию между полковником и генерал-майором) составлял 36,5 лет[293].

Появление нового поколения бюрократов (т. е. II группы) проявляет основополагающий характер царствования Александра II в отрезке общественной и институциональной истории России, протянувшемся с 1825 года вплоть до октябрьского Манифеста 1905-го. На александровское двадцатипятилетие (1855–1881) пришелся и расцвет «просвещенных» бюрократов, и их упадок, когда высшие министерские должности отводились их консервативным визави, а в министерских недрах уже зрела смена в лице столь значительных в будущем консервативных функционеров, как В. К. фон Плеве и П.