Мы с Эриком были не готовы (а после пары «буравчиков» и не в состоянии) решать проблемы с сантехникой тем вечером. Рано утром Эрик сбегал в магазин, а заодно из соседнего кафе принес завтрак. Все утро мы разгребали грязную посуду, заливали в раковину «жидкого сантехника» и уговаривали трубы принять обратно их содержимое, где бы это «обратно» ни находилось. Вечером я села к компьютеру, описала свою сантехническую ситуацию, а заодно извинилась за то, что вчера ничего не приготовила. Пока меня не было, Изабель веселила народ, написав самый забавный комментарий о Джулии Чайлд, который мне только доводилось читать:

О боже, Джулия Чайлд действительно самый удивительный человек на свете! Только что включила телевизор, а там как раз показывали ее шоу. Она сидела, подперев подбородок, и выглядела эдакой доброй богиней домашнего очага. Обратившись к женщине, которая готовила вместе с ней (я ее не узнала), она заявила: «Сто лет не пила кобблер[35]!» Они приготовили очень вкусное на вид имбирное печенье — так вот, я и подумала, а может, Джулия имбирного печенья тоже сто лет не ела?

«Она сидела, подперев подбородок, и выглядела доброй богиней домашнего очага». Даже если я доживу до девяносто одного года, мне в жизни не придумать более точного описания. А ведь Изабель, между прочим, совершенно не интересуется Джулией Чайлд. Эту заметку она наваяла, потому что знала, как я люблю Джулию Чайлд. Меня охватил внезапный приступ слезливой признательности. Лично я не способна написать ничего подобного даже про Ричарда Хелла. Мне это не под силу, я знаю.

В тот вечер после ужина, состоявшего из супрем де воляй о шампиньон и фон д’артишот, а-ля крем[36]— со сливками, как следует из названия, но вовсе не сложного в приготовлении, — я во всех подробностях дописала рассказ о наших гастрономических опытах и сантехнических невзгодах. После чего открыла «Искусство французской кухни», чтобы выбрать блюда на завтра. И сделала удивительное открытие.

— Эрик, подойди сюда, ты только посмотри!

Эрик заглянул в книгу.

— Ну, мидии. И что из этого?

— Ты внимательнее смотри.

— Мидии, глава… о! Ты закончила пятую главу? Закончила рыбу?

Я улыбнулась.

— Мидии — последняя глава в этом разделе! — восторженно рассмеялась я.

Позади — супы, яйца, птица, а теперь вот и рыба. И пусть это были самые короткие и несложные блюда, но все же нельзя отрицать — я продвигалась вперед! Я действительно осваивала «Искусство французской кухни». Я осваивала искусство французской кухни!

— Теперь осталось добыть мидий!

На следующий вечер мы с Эриком очищали мидии от раковин после того, как я отварила их в вермуте с добавлением карри, тимьяна, семян фенхеля и чеснока. На кухне пахло божественно, мидии были пухленькие и розовые. На следующее утро мне предстояло сообщить своим почитателям, что я отработала целых двести шестьдесят восемь рецептов — вот как далеко продвинулась Джули Пауэлл в выполнении своей безумной миссии!

— Вот доделаю всю книгу, а потом… потом операция по уменьшению желудка, пара месяцев в психушке, и дело с концом! — прощебетала я Эрику.

В тот момент я ощутила такую сильную любовь к нему, что не смогла даже вынуть устрицу из раковины и даже открыть эту раковину. Сливочный соус к устрицам начал необъяснимым образом расслаиваться, а я нервно порхала над кастрюлей, робко добавляя то холодной воды, то масла, которое тут же всплывало, и все это время Эрик стоял рядом. Я чувствовала себя, как Том Круз, зависающий над полом с капелькой пота на лбу. Как Харрисон Форд в своей старой фетровой шляпе, взвешивающий на ладони мешочек с песком. И Эрик меня понимал. Он действительно стал моим напарником. Я взбивала взбунтовавшийся соус, когда до меня вдруг дошло, что мой муж не просто терпел все это безумие, в которое я ввязалась, он не просто поддерживал меня. Этот Проект стал и его проектом. Эрик не был кулинаром, он, как и Изабель, интересовался Джулией Чайлд только из-за меня. И все же он стал неотъемлемой частью всего этого. Без него проекта «Джули/Джулия» просто не существовало бы, а его жизнь протекала бы совсем по-другому. Я вдруг почувствовала себя по-настоящему замужем и по-настоящему счастливой.

Я пребывала в таком хорошем настроении, что испортить его не способен был даже риз аль индьен[37]. Чтобы сделать риз аль индьен, нужно засыпать полтора стакана риса в восемь литров кипящей воды, что в наш век экологического кризиса представляется делом почти аморальным, если вам, конечно, не все равно. Я тот еще защитник природы, но даже мне стало не по себе, когда я наполняла кастрюлю. Рис варится десять минут, после чего нужно проверить его готовность, «раскусив несколько рисинок». Джулия пишет, что, «когда рисинки становятся нежными, а серединка не совсем твердая, при этом рис все же не до конца готов, самое время откинуть его на дуршлаг». Если представить, что Джулия Чайлд вылавливает рисинки из гигантской кастрюли и тихонько разгрызает, разглядывая сердцевину, это могло бы показаться забавным, но, поскольку я делала то же самое, мне было не до веселья. Откинув рис на дуршлаг, промываем его горячей водой, заворачиваем в марлю и еще полчаса доводим до готовности на пару.

Вообще говоря, рис по-индийски — это, пожалуй, единственный рецепт в «Искусстве французской кухни», который Джулия словно нарочно доводит до крайней степени идиотизма. Усмирять взбесившийся сливочный соус тоже непросто, но это ничто по сравнению с тем раздражением, которое возникает от осознания бессмысленности собственных действий при приготовлении риз аль индьен. Готова поспорить, что никому не удастся приготовить это блюдо, не обругав раскрытую книгу, представляя на ее месте физиономию автора: «Имей совесть, женщина, это же всего-навсего долбаный РИС, так-его-растак!» Став свидетелем моих выпадов, Эрик переименовал риз аль индьен в «стервозный рис» — не только оттого, что его так сложно делать, но и оттого, что любой, кто попросит вас приготовить рис по этому рецепту, в душе наверняка очень и очень злой человек.

Но, как ни странно, в тот вечер нам удалось поужинать раньше девяти — такого не было уже давно. Эрик перемыл всю посуду, я смешала нам по «буравчику». Я по-прежнему лучилась от того, что закончила рыбную главу, а мидии оказались совсем легким блюдом — в кои-то веки у меня не возникло ощущения, что на ужин я проглотила кирпич. Я потягивала коктейль. По телевизору показывали реалити-шоу. В комнате повисла многозначительная тишина: мы с мужем пытались припомнить, чем занимаются люди в свободное от готовки время.

Отставив нетронутый коктейль на кофейный столик, Эрик поднялся и заявил:

— А пойду-ка я побреюсь.

Бриться Эрик ненавидит. Ему до сих пор кажется, что он не научился правильно бриться, и это серьезно уязвляет его мужское самолюбие. Когда я приезжала к нему в колледж, то по воскресеньям все мое лицо становилось красным и горело от соприкосновения с его колючими усами. Закончив колледж, он собрался с духом и подошел к решению проблемы бритья всерьез. Но все равно оно так и осталось для него испытанием, может быть, потому, что превратилось в семейную шутку, которую понимаем только мы. Это когда, например, Эрик говорит: «Смотри, дорогая, я специально для тебя побрился» — и при этом многозначительно поигрывает бровями.