Душу Ли царапнули острые коготки раскаяния. Едва ли не теми же словами он чуть раньше защищал перед другом свое чувство к дяде. В глазах Лотос светилась искренность, не поверить которой было нельзя. Кивнув, детектив тихо сказал:

— Как и я.

— Апельсиновый сок со льдом! — Внезапно появившийся Ма поставил на стол высокий стакан. — Простите, что заставил вас ждать.

Лотос благодарно улыбнулась:

— То, что нужно. — Она сделала долгий глоток. — Но и ты прости меня, милый. Скоро мой выход, пора.

— Понятно. — Ма Юнли склонился к девушке, поцеловал ее мягкие губы. — Желаю успеха!

— Спасибо. — Лотос поднялась, с улыбкой посмотрела на Ли. — Увидимся позже?

Детектив пожал плечами:

— Не знаю. У меня завтра трудный день.

— Тогда до встречи.

Она нежно коснулась пальцами лица Ма и легкой походкой двинулась меж столиков. Во взгляде, которым Юнли провожал подругу, читалась собачья преданность.

— Так, ну и о чем вы тут без меня говорили? — с тревогой спросил он, опустившись на стул.

— О тебе.

— Скучная же у вас была тема.

— Мы оба это быстро поняли, не волнуйся.

Ма ухмыльнулся:

— Надеюсь, ты еще не сваливаешь?

Ли Янь утвердительно кивнул.

— Не надейся. Мне и вправду пора.

Друг разочарованно покачал головой.

— Знаешь, Ли, сейчас тебе самая пора улечься в постель с какой-нибудь красоткой.

— Это я уже слышал.

— Тем лучше. Как насчет молодой и привлекательной американской врачихи? Судя по твоим словам, она способна выжать из мужчины все соки.

Ли рассмеялся.

— Отстань, болван! Эта янгуйцзы?

— А что? — Ма покровительственно похлопал приятеля по плечу. — Если захочешь, ты любую сведешь с ума. Да она рухнет к твоим ногам!

В душе Маргарет его проклинала. Самодовольный урод! Что он о себе возомнил? Когда двери лифта сомкнулись, она нажала кнопку первого этажа. Глядя на собственное отражение в зеркале, Маргарет в смятении осознала, что даже не прикоснулась к косметике: влезла в джинсы, схватила пластиковую карточку — ключ от номера — и тут же бросилась в коридор. Ее удивленными взглядами проводили двое молодых носильщиков, сидевших у раскрытой двери в подсобной комнате. Когда бы она ни выходила из номера, в коридоре обязательно крутился кто-то из обслуживающего персонала. Китайцы приветливо кивали, бормоча обязательное «ни хао». Будь Маргарет более собранной, она бы подумала о том, что в этот час — почти полночь — носильщикам на этаже делать нечего. Однако сейчас мысли ее были заняты другим, а пересохшее горло требовало хотя бы глотка.

Она чувствовала себя оскорбленной. Как враждебно Ли Янь ее встретил, с каким скептицизмом отнесся к ее опыту! За обедом, правда, он стал совершенно другим, но позже, позже… Ледяная холодность, высокомерный отказ от дальнейшего сотрудничества. Все к лучшему, убеждала себя Маргарет. У меня нет ни малейшего желания быть там, где я только мешаю. Что мне до заурядного пекинского полисмена, который, помимо всего прочего, терпеть не может чужаков? Кажется, Боб упоминал что-то о… заморских чертях? Вот-вот, янгуйцзы. Похоже, тут все страдают ксенофобией.

Мысли эти преследовали Маргарет до самой ночи. Злость и жажда мести мешали обдумать слова, которые она бросит ему в лицо при новой встрече, — если, конечно, таковая когда-нибудь состоится. Но тут же из памяти всплывали его улыбка, лукавые глаза, голос, с едва заметным акцентом чуть нараспев произносивший английские фразы. В эти моменты Ли казался ей абсолютно нормальным, даже привлекательным мужчиной. Однако чувство симпатии мгновенно вытеснялось унижением, пережитым в кабинете профессора Цзяна. Нахлынувшая ярость не давала дышать.

Вестибюль гостиницы «Дружба» был пуст. Маргарет решительно пересекла мраморный холл, миновала стойку администратора и направилась к бару в углу. За столиками сидели не более десятка посетителей, у которых, по-видимому, поздний ужин возбудил желание опрокинуть пару стопок спиртного. Окинув их равнодушным взглядом, Маргарет устроилась на высоком табурете, потребовала водки с тоником, лимон, лед. Бармен сноровисто выполнил заказ. Рядом с мгновенно запотевшим бокалом на крахмальной салфетке появилась маленькая тарелочка жареного арахиса. Американка протянула карточку; бармен скользнул по ней взглядом и, шагнув к компьютеру, открыл для постоялицы ее собственный счет. Первый же глоток подарил телу ощущение блаженной прохлады. Маргарет взяла горсть орешков, осмотрелась. За столиком возле стены сидела молодая китайская пара, чуть в стороне трое японцев громко обсуждали что-то, уже приканчивая бутылку виски. Ветви олеандрового дерева, что росло в тяжелом глиняном горшке, мешали рассмотреть лицо грузного джентльмена. Она вгляделась. Так и есть, Маккорд! Выглядел соотечественник довольно жалко: редкие пряди волос торчат во все стороны, лоб покрыт бисеринками пота, щеки обвисли, налитые кровью глаза осовели. Зажатый в руке стакан опасно наклонен, коричневая жидкость вот-вот прольется на стол.

— И давно он здесь? — вполголоса осведомилась Маргарет у бармена.

— Очень, — с плохо скрытым осуждением подтвердил тот.

Набираясь решимости, она вновь отпила из бокала, медленно встала с табурета и прошествовала к олеандру.

— Вы позволите присесть? — Разрешение, собственно говоря, ей не требовалось.

Маккорд пьяно повел головой; на какую-то долю секунды Маргарет испугалась.

— Что нужно? — Мутный взгляд описал полукруг и завис где-то в пространстве. Было ясно: Джей Ди Маккорд ее не узнал.

— Маргарет Кэмпбелл, — напомнила она. — Доктор Кэмпбелл. Вы испортили мой банкет, ну же! — Выпученные глаза заморгали. — Я хотела вас поблагодарить.

Пренебрежительно оттопырив нижнюю губу, Маккорд отхлебнул из стакана.

— А не пойти бы вам, д-д-доктор…

Он с трудом поднялся, неверным шагом двинулся к стойке бара.

Несколько секунд Маргарет просидела неподвижно, беззвучно твердя себе: отлично, отлично. Как-то вдруг навалилась ужасная усталость. Маргарет подняла бокал, допила водку. На глаза попалась обложка журнала «Чайна дейли», лежавшего на стуле рядом с тем, который занимал Маккорд. Шапка номера кричала об одобрении сенатом США принятого президентом решения предоставить Китаю режим наибольшего благоприятствования в торговле. Подзаголовок сообщал о прокладке в Тибет трехтысячекилометровой линии оптико-волоконного кабеля, об увеличении на двадцать процентов экспорта китайского риса. Какая скука, подумала Маргарет, в постель, в постель… Встав, она направилась к стойке бара, чтобы подписать счет.

В номере она первым делом нервно сбросила легкие сандалии, разделась. Зеркало бесстрастно отразило стройную фигуру; в электрическом свете белая кожа казалась чуть голубоватой. Отражение имело весьма отдаленное сходство с оригиналом. Маргарет не узнавала себя: опытнейший врач-патологоанатом на четвертом десятке походила сейчас на ребенка, на обиженную девочку, прячущуюся от жестокого мира вокруг. Но в тысячах километров от родного дома, в этом безликом гостиничном номере укрыться было негде. Вспомнив о причине, что заставила ее бежать в Китай, Маргарет испытала чувство щемящей жалости к себе самой. От струившегося из кондиционера прохладного воздуха обнаженная кожа покрылась мурашками. Она забралась под одеяло, поджала колени. На подушку скатилась крупная слеза. Затем мир исчез. Маргарет уснула.