Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мможет, мммне с ней переспать? — почесал подбородок мирный бомж и, взяв в обе руки по пакету, сплевывая, пошел к окнам Кузькиной в то самое, повторяю, утро. — Чего, хоть она писала-то? — сделав шаг, вернулся, решив послушать про себя, все-таки приятно, когда про тебя пишут.
— Мочишься ты на стену, — подумав, вспомнил Друц и зажег газовую горелку.
— И какаешь, — поддержал коллегу Сероштан, — в смысле испражняешься, — быстро уточнил он и начал приваривать дверь трансформаторной будки.
Начался светлый ливень, мимо с колясками пробежали две молодые мамаши, проехала старая немецкая машина, поблескивая хромировкой, и бомжу стало грустно на всю эту жизнь. Он постоял с пакетами посреди асфальта и понуро пошел к вокзалу.
День быстро кончался.
Нужно было искать ночлег, и Илья Леонидович решился.
Выждав момент, когда из ближнего подъезда вышли два мужика с спортивными сумками, он быстро юркнул в него.
Было примерно половина двенадцатого.
Илья Леонидович не был грязным бомжем, он мылся, по возможности. Хотя, конечно, не блистал. Но некоторые, да какое там, многие мужчины его возраста, ночуя в собственных квартирах, выглядят и пахнут немногим лучше (понюхайте, если не верите). Конечно, то, что Илья Леонидович бомж — было видно сразу, но он был не опустившийся человек. Он просто бродил по жизни.
— Неплохо, неплохо, — поднимаясь на третий этаж, говорил он под нос. — Совсем неплохо…
Илья Леонидович подождал, пока на четвертом этаже кто-то вышел и побежал наверх, и пошел дальше.
Но — через миг там, наверху кто-то истошно заверещал!
— А не выйти ли мне на улицу? — спросил себя Илья Леонидович и посмотрел в синее небо за окном. Редкие капли перекосили стекло и фальшиво переливались в искусственном свете.
— Погода пахнет радикулитом, — погладил бок Илья Леонидович и решил переждать чужую драму около мусоропровода на 5-м этаже. За выступом стояло ведро, и валялся веник, Илья Леонидович присел рядом с веником. Порылся в пакете, вытащил сухарик и стал его жевать.
Обычная подъездная тишина — шаги, грохот дверей, свист лифта и чей-то смех не в счет. Илья Леонидович чутко прислушивался — скоро ли можно будет подняться наверх, на девятый технический этаж в чердачную дверь, которая открывалась гвоздем за три, максимум, семь минут!
Криков больше не было, но чуткий нос Ильи Леонидовича уловил некоторую задымленность, и дыму становилось больше!
— Чад! — понюхав с минуту, определил Илья Леонидович и успокоился. Подгорелых блинов он не боялся.
И он хотел, было, пойти дальше, но нос к носу столкнулся с девочкой. Та, сморщившись, несла мешок с мусором, роняя на ходу мандариновые корки.
— Смотри у меня! — пригрозила ему сопля, засовывая мешок в грязную пасть мусоропровода.
— Все под контролем, — как можно вежливей кивнул бомж. — Ничего не боятся! — проводив глазами девочку, вспомнил повадки и прочие шалости теперешних детей Илья Леонидович. И решил подняться еще на один пролет.
Тихо. Чадом пахло еще гуще.
— Может, что-то случилось? — как-то нехорошо стало на душе и, недолго думая, он все же решил добежать до девятого этажа, хотя спать на чердаке горящего дома решился бы не каждый. И вдруг, увидел шевелящийся дым, который кусками выдувался из 56 квартиры.
Илья Леонидович пискнул, набрал побольше воздуха, чтобы закричать и метнулся вниз, потом резко затормозил, услышав, как в квартире что-то упало, и чадом заволокло предел видимости. Илья Леонидович закашлялся и увидел, как из квартиры вышла тоненькая черноволосая в длинном халате женщина, прижимая к груди сверток, завернутый в газету! Илья Леонидович попятился назад и, царапая драповым пальто голубую побелку, вжался в стену. Женщина, кашляя, согнулась, потом оглядела лестницу и прислушалась. Илья Леонидович чуть не упал, наступив на бутылку! Когда он, чертыхаясь, снова посмотрел — женщины не было! А внизу хлопнула дверь…
Брежнев не мог с собой совладать — именно поэтому он бомжевал последние годы. Илья Леонидович был раб своих страстей и делал все, что ему заблагорассудится в ту же самую секунду, когда какая-нибудь глупая или умная мысль приходила ему в голову. Так он поступил и в этот раз.
Набрав побольше воздуха и, отклонив голову назад, он вбежал в квартиру, из которой валил дым!
Увиденное не то чтобы потрясло его — бомж видал виды и похлеще, но… Что-то сумасшедшее в квартире 56 в те секунды витало, да.
В прихожей было темно. В углу лежал мальчик, тело которого загораживало проход… Перелетев через Октябрика, Илья Леонидович заполз на кухню — там горел бак с бельем, из которого выкипела вода. Илья Леонидович автоматом выключил газ, дернул шпингалет, створки окна раскрылись. Он высунулся и стал дышать. У него очень заболело сердце. Бомж Брежнев охнул и потрогал свое сердце через пальто. И вдруг почувствовал, что надо уйти, как можно быстрей, бросился назад, поскользнулся на рассыпанной рисовой крупе и упал. Поднимаясь, он сгреб с пола банку с кофе и машинально сунул ее в карман. Свет горел в комнате сбоку, он просто заглянул туда, не желая войти, и в куче разбросанных вещей увидел, на полу лежал с лицом синего цвета очкарик с первого этажа — муж беременной жены… Илью Леонидыча затошнило, он взглянул на кровать — там из-под кучи одеял торчали женские ноги… На ковре валялась похожая на прежнюю банка с кофе, Илья Леонидович подумал, что выронил ее сквозь дырявый карман своего макинтоша, нагнулся и снова подобрал эту чертову банку! И сделал шаг к выходу.
Дым почти рассеялся.
— Выпью-ка я кофе и засну, — поглядев на мертвых, сказал бомж и вышел из страшной квартиры, не оглядываясь.
На чердак, куда он все-таки дошел и прилег в углу, Илья Леонидович ступил, как в кромешный ад и, не выдержав там десяти с чем-то минут — вышел на улицу через третий подъезд. Консьержка, закупорившись в своей будке, сладко спала.
— Может, это был сон? — спросил себя Илья Леонидович и достал хронометр из кармана брюк. Московское время было примерно 0 часов 5 минут, уже наступило 20 июня 2002 года.
— О, Боже!!! — уходил бомж, оглядываясь на „сталинку“, и не замечая льющегося дождя.
— Помогите, — хрипло выкрикнул он в телефонную трубку. — Не слышите? Помогите!!! Говорю…
И еще он сказал, кажется так:
— Есть такие, которые любят страху нагнать, но — я на них плюю!
О, Боже!!!
19-е
Варвара Ивановна Колодцева в тот день топотала, как лошадь. Она жила, как раз под Сидоровыми-Гильзаби и над — Альбиной Яроцкой.
Альбина никак не могла заснуть и пошла ругаться — была ночь!
На что Колодцева по-французски ответила ей такое, что даже Альбина побледнела и бросилась наутек!
— Дура-аааа! Кляча-аааа! Пошла вон!!! — крикнула Варвара Ивановна, так что затряслись стены.