Сейчас, правда, народ стал жить лучше, но все равно хватало на Москве разбойников. Новый государь, правда, по словам Овдеева, обещался навести в городе – да и по всей необъятной стране – образцовый порядок: воров да татей выловить и казнить, заборы – снести, выстроить вместо теремов да палат красивые европейские дома с большими стеклянными окнами, усилить стражу, чтоб люди могли ходить без опаски и днем, и ночью. Да-а, намеренья-то благие… вот только сбудутся ли?

Ну, где там они?

Иван обернулся, поджидая Митрия с Прохором. Ни тот ни другой что-то не торопились спускаться во двор, а ведь пора уже было ехать в приказ. И чего, спрашивается, копаются?

– Иване!

Послышалось?

– Господине Иван!

Нет, точно – позвали откуда-то из-за ворот. И голос такой тонкий, женский… нет, не женский – отроческий. Эвон, заглядывает во двор светловолосая голова – Архипка, сосед.

– Здрав будь, соседушка, – улыбнулся Иван. – Чего тебе?

Архипка прищурился:

– Поговорить бы с глазу на глаз… Хоть здесь, у ворот.

– Ну… Только быстро!

– Я быстро…

Иван вышел за ворота. Архип был явно взволнован, лицо какое-то осунувшееся, бледное, глаза покрасневшие, видать – не спал. Неужто снова ошкуя увидел?

– Дружок у меня есть, Игнат, – покусывая губу, произнес отрок. – Тургенева Петра доверенный служка… В лапту с ним играем.

– С Тургеневым Петром?

– Да нет, с Игнаткой. Он хороший парень, ну, ей-богу, хороший, чужого не возьмет никогда, честный, вот-вот в приказчики выбьется…

– Честный приказчик? – Иван еле сдержал ухмылку. – Это что-то новенькое. Ну, что замолк? Говори дальше. В чем, вообще, дело-то?

– А в том, что схватили его вчерась сыскного приказу люди! – опасливо оглянувшись по сторонам, единым духом выпалил мальчик. – Матушка его убивается, плачет – свели, говорит, со двора, незнамо куда…

– А кто свел-то? Откудова знаешь, что приказные? Может, воры какие, разбойники?

– Матушка Игнаткина молвила. Приходили, грит, пять человек, а главный – хитроглазый такой, шустрый, с бороденкою сивою. Старшим дьяком назвался.

– Ондрюшка… – задумчиво прошептал Иван. – Ондрюшка Хват…

– Чего?

– Ничего, – юноша оглянулся. – За что его взяли-то?

– Про то не ведаю, – Архипка вздохнул. – И матушка его – тоже. Убивается посейчас, плачет – один ведь у нее Игнатка-то.

– Ладно, не переживай, – успокоил мальчишку Иван. – Коли не виноват, выручим дружка твоего.

– Да ни в чем вины его нету! А коли выручишь… Христом Богом клянусь, господине Иван, уж в долгу не останусь…

– Ладно, потом благодарить будешь, – отмахнулся Иван. – И не реви – сказал же, выручим дружка твоего. Если вины на нем нет, конечно.

– Да нет, нет вины…

На дворе послышались крики Прохора с Митькой:

– Иване! Иване! На службу ехать пора.

– Ну, беги до дому, Архип. – Хлопнув отрока по плечу, Иван заглянул в ворота: – А, поднялись, бездельники! Чего разорались? Я-то давно на дворе.

Вскочив на коней, помчались, понеслись по Большой Якиманке к Москве-реке, а уж там по наплавному мосту – в Кремль, в приказные палаты. Чем ближе к центру, тем становилось больше прохожих – мастеровых, грузчиков, подьячих. Сновали в толпе мелкие торговцы, вкусно пахло ранними огурцами, петрушкой, укропом.

Митрий даже потянул носом и сглотнул слюну:

– Ужо севечер Василиска затируху с укропом да огурцом сладит. Обещала вчера.

Прохор расхохотался в седле, крикнул:

– Ты не о еде думай, о деле!

– Так о деле-то – никогда не поздно.

Проскакав вдоль кремлевских стен, спешились, кивнули знакомым стрельцам-стражникам. У дальних ворот, тех, что вели к покоям нового царя, караул был иной, польский, видать, государь не очень-то доверял стрельцам, как и вообще – московским людям. Ворота те, между прочим, были уже распахнуты настежь.

Парни привязали лошадей к коновязи и, повернувшись, разом перекрестились на золотые купола Успенского собора.

– Бог в помощь, работнички! – насмешливо произнесли рядом. – Как служится?

Парни обернулись, увидев перед собой… самого царя Дмитрия! Совершенно без охраны, в польском коротком кафтане желтого сукна, в затканной золотом бархатной однорядке, в красный сапогах на высоких каблуках и высокой барашковой шапке, царь выглядел сейчас записным щеголем.

Парни поклонились:

– Здрав будь, великий государь!

– Здорово, здорово, – Дмитрий по-простецки поздоровался со всеми за руку. – Значит, теперь у меня на Земском дворе служите? Рад, рад. Басманов с Овдеевым вас хвалят… А я вот не похвалю!

– Нешто прогневили тебя, государь?

– Чертольского упыря когда словите? – жестко поинтересовался Дмитрий. – Или как вы там его промеж собой называете – ошкуя? Что смотрите? Ведаю, про все ваши дела ведаю – на то я и царь, черт возьми!

– Словим, великий государь! – Друзья вновь поклонились. – Обязательно словим. Вот только сперва крамолу сыщем.

– Да, – Дмитрий потемнел лицом. – Крамолу, конечно, сперва сыскать надо… Но и об упыре не забывайте! А то что же получается – прямо посреди Москвы, чуть ли не у кремлевских стен упырь какой-то завелся, злодей-потрошитель. Перед Европой стыдно! С жильем как у вас? – Царь неожиданно улыбнулся и сменил тему.

– Да усадебку не отобрали пока.

– И не отберут. Я подпишу указ – Овдееву укажу, чтоб бумаги все приготовил.

Парни радостно переглянулись:

– Спаси тя Боже, великий государь!

– Да хватит вам все время кланяться, – прищурился Дмитрий. – Прямо хоть не скажи слова. Зазвал бы вас в гости – поболтать, с тобой, Митька, сыграть в шахматы… Да только, боюсь, не пропустят вас мои бояре. Да и играешь ты, Митька, уж больно хорошо – не стыдно будет самого царя обыгрывать?

Митрий не успел ответить – к царю уже с криками бежали бояре:

– Батюшка-государь, батюшка-государь…

– Во, видали? – Царь непритворно вздохнул и с досадой покачал головой. – Шагу ступить не дают. Ладно, будет время – обязательно загляну к вам в приказ.

Махнув на прощанье рукой, Дмитрий неспешно направился навстречу боярам.

В этот день приятели решили разделиться, естественно – в целях ускорения следствия. Овдеев, правда, не очень торопил, но Петр Федорович Басманов, пользуясь своим высоким положением у государя, наехал-таки, пообещав «сбросить с должностных чинов в простые пристава», коли через пару дней вина Василия Шуйского не будет полностью установлена. Пару дней… Хорошо ему говорить…