– Успокоил… – пробормотала Коваль, положила трубку и направилась в каминную, в любимое кресло у огня.

Всю ночь она металась от окна к окну, выкурила пачку сигарет, выпила почти бутылку текилы, а Егора все не было. Нет ничего страшнее ожидания, когда каждый нерв напряжен, как струна, вот-вот лопнет, когда подскакиваешь на каждый звук, шорох, бросаешься к окну, завидев свет фар. Не то, не те… Господи, как тяжело ждать, невыносимо…

Наконец в шесть утра к воротам подлетели три джипа, и Марина, как была, в шелковой рубашке и халате, в сабо на шпильках, кинулась во двор. Из «Чероки» Юрка и Леха вытаскивали мужа. Коваль с перепугу даже слова вымолвить не могла, но Леха, увидев ее глаза, крикнул:

– Не волнуйтесь, Марина Викторовна, все в порядке, водки перебрали просто!

Из нее словно воздух выпустили, как из надувной игрушки. Зато когда Марина наконец пригляделась повнимательнее, злость захлестнула волной – сказать, что Малыш перебрал, было явным преуменьшением… Водка плескалась почти на все его метр девяносто, Егор был абсолютно невменяем, похоже, даже не понимал, где находится…

Еле сдержавшись, чтобы не надавать мужу пощечин при охране, Коваль велела отвести (скорее даже – отнести) его в гостевую спальню.

– Раздеть, Марина Викторовна? – спросил Леха, но она отрицательно покачала головой:

– Спасибо, парни, я сама. Отдыхайте, завтра у всех выходной. Плюс премия.

Охрана вышла, а Марина уселась на постель рядом с вырубившимся мужем. Раздев кое-как, она укрыла его одеялом, поцеловала в седой висок. Живой…

Проспав до двенадцати, Коваль позвонила Ветке.

– Привет, дорогая, что там у вас?

– Ой, Маринка, что было вчера! – возбужденно затараторила она. – Малыш приехал, с ним вся твоя охрана, караул! Навинтил Сереге по морде, у него аж глаза заплыли, но в ответ даже слова не сказал. Потом водку пить сели… Ой, Коваль, это что-то страшное, я такого никогда не видела! Орали всю ночь, про тебя что-то, но я особо не прислушивалась.

На этом и расстались. Марина забралась с ногами в любимое кресло у камина и углубилась в чтение древнеяпонского эпоса.

Проснулся-таки, страдая от дичайшего похмелья, господин Малышев, стеная и кляня все на свете, дополз до бара и трясущейся рукой налил в стакан виски.

– Лучше бы я вчера умер, – пробормотал он, залпом выпив.

– И с какой же радости мы так погуляли? – поинтересовалась Марина, разглядывая свои длинные ногти, покрытые черным лаком.

– Наконец-то определились со Строгачом, кому принадлежит Коваль.

– А-а-а! Ну, и кому повезло?

– Загляни в свой паспорт, чтобы больше берегов не путать, – посоветовал Егор.

– Это ты с кем сейчас разговариваешь? – удивилась она и даже оглянулась назад, вроде как проверить.

– С тобой, дорогая, нет тут больше никого. Если еще хоть раз ты посмеешь приблизиться к дому Строгача без меня, пеняй на себя – я тебя просто пристрелю, – серьезно пообещал он, наливая еще виски. – Хватит с меня! Ты, конечно, девка крутая, но я – твой муж, и ты будешь считаться с этим. Все, кончай базар. В койку, Коваль! – С этими словами он выдернул ее из кресла, сильно шлепнул пониже спины и подтолкнул в сторону спальни.

С утра пораньше Егор понес ее, полусонную и уставшую, в душ, долго гладил под прохладными струями воды, намылив руки гелем.

– Счастье мое, просыпайся, – шептал он на ухо, но Марина никак не желала этого делать – организм сопротивлялся. – Замучил бедную девочку, старый жеребец, – поглаживая грудь и живот, приговаривал Егор. – Ну, давай последний заход – и все, – его руки легли ей на плечи и надавили слегка вниз, опуская на колени.

Через полчаса они пили кофе в гостиной, и Егор спросил:

– Детка, что ты решила с поездкой?

– Сегодня Розан привезет билеты и документы, – отозвалась Марина, отпивая любимый кофе с корицей, которым ее всегда баловал Егор с утра в выходной.

– Так, и муж, как всегда, не при делах! – разозлился он. – Почему Розан?

– А что? – не поняла она.

– Я не способен, по-твоему, сам сделать это, нужно обязательно поручать кому-то из своих быков?

– Розан – не бык, он – мой заместитель.

– А я твой муж!

– Что-то тебе стало так нравиться это слово, что ты вставляешь его во все разговоры! – заметила Коваль, примирительно улыбаясь.

– А ты все время стараешься подчеркнуть свою независимость! – Егор в сердцах так поставил чашку на стол, что она раскололась.

– Не бей посуду, пожалуйста, и прости – я не подумала, что ты обидишься, – виновато произнесла она, кладя ему на плечо руку. – Давай сделаем вот что – раз тебе так хочется, чтобы я отдохнула, то я разрешу положить мне на карту много-много денежек, и я их все прогуляю. Идет?

– Ну, хоть за это спасибо! – усмехнулся Егор.

Вообще-то в этой странной семейке по настоянию упрямой и независимой Марины было принято тратить только свои деньги. Егора это злило ужасно, поэтому он всегда делал ей баснословно дорогие подарки, так как считал, что муж обязан делать это. И потом, фантазия самой Коваль дальше белья не заходила обычно, а он всякий раз выдумывал что-то новое, удивляя жену. А сегодня она вдруг позволила ему положить на ее карту деньги. Осталось только представить себе эту сумму…

– Егор, я собираюсь в «Бэлль» съездить, хочу сделать тебе сюрприз, – сообщила Коваль через пару часов, разглядывая себя в зеркале.

– Опять что-то придумала? Лучше бы по магазинам проехалась, а то так и поедешь в своих траурных нарядах!

– Не начинай снова! Я же обещала, что, как только почувствую в себе готовность одеться по-другому, сразу все выброшу.

Она позвонила в салон, предупредив о своем появлении, и стала собираться, вызвав Макса.

– Солнце, мы с тобой через пять дней в Египет едем.

– Одни?

– Нет, с Виолой Викторовной и Хохлом.

Макс поморщился:

– Марина Викторовна, не выношу я его. Уголовник.

– Макс, не забывайся! – предостерегла Марина, внимательно глядя в карие глаза своего телохранителя.

– Зачем вы ставите себя на одну доску с ним? Вы молодая красивая женщина, просто занимаетесь таким делом, а он…

– Макс, не надо судить кого-то, хорошо? Тебе придется терпеть его присутствие всего две недели.

– Мне не нравится, как он смотрит на вас, – выдал вдруг телохранитель.

– Что за заявление? – удивилась Коваль, поворачиваясь от зеркала с тюбиком помады в руке – собиралась красить губы. – Как это, интересно, он на меня смотрит?

– Как на женщину.

– А я что – мужик в юбке?