На блики солнца, играющие на волнах. Вдохнула сырой соленый воздух. Нет. Я не разучилась ни жить, ни чувствовать.

Генри осторожно коснулся моего плеча. Я обернулась.

— Ты снова оказался прав.

— Я хотел бы ошибиться.

— Такой уж он, — я пожала плечами. — Значит, мне больше не на кого оглядываться, могу поступать, как сама считаю нужным. Правда, и рассчитывать не на кого…

— Ты всегда можешь рассчитывать на меня, — он придвинулся ближе, обнимая.

Я ткнулась лбом ему в плечо. Стало тепло и спокойно.

— Ты в самом деле приходил и возился со мной во время шторма, или мне это приснилось? — спросила я, не поднимая головы, хотя на самом деле уже знала ответ.

— Не приснилось.

Подумать только — корабль носит волнами, ломаются мачты и трещат борта, а капитан находит время, чтобы заглянуть ко мне, дать воды и успокоить, насколько это возможно.

Теплая волна благодарности наполнила грудь. Я заглянула Генри в лицо, коснулась щеки.

— У меня нет слов…

Он улыбнулся в ответ, прижал мою ладонь к своему лицу. Коснулся ее губами.

— Ты ничем мне не обязана.

Казалось, он колебался какую-то долю мгновения — и мне подумалось, что Генри меня поцелует. Но он выпустил мою руку, отступая, и сказал.

— Ванна в твоем распоряжении. Приходи в себя и заглядывай обедать. Как выйдешь из каюты, вели вестовому все убрать, он передаст, кому надо.

— Хорошо.

Наверное, правильно, что он не стал меня целовать. Да и после недели в каюте… нет, нужно срочно привести себя в порядок.

— Генри, — окликнула я его от двери. — А что значит петух?

— Предательство и раскаяние в нем. — Он улыбнулся уголком рта. — Думаю, ты сможешь обдумать это позже, когда придешь в себя.

Я не стала размышлять об этом, как не стала и загадывать о будущем. Что толку загадывать, когда ты — лишь песчинка в безбрежном океане жизни? Когда-то я считала, что будущее мне известно. Сейчас оно казалось туманным и непредсказуемым. Оставалось лишь делать то, что я считаю нужным, а дальше — случится то, что случится.

Но и об этом я не стала размышлять. Скинула в окно сеть с вещами, предназначенными для стирки, и позволила себе на несколько минут блаженно расслабиться в теплой воде прежде, чем начать приводить себя в порядок. Надо будет попросить кого-нибудь вбить в стены моей каюты гвозди и протянуть веревки для белья: створки шкафа вовсе неподходящее место для сушки вещей.

Поймав себя на этой мысли, я поняла, что собираюсь остаться на корабле надолго, и дело было не в том, что выкупа ждать неоткуда. Мне даже неинтересно было, насколько велика окажется моя доля при дележе добычи после похода и хватит ли ее, чтобы сойти на берег свободной, когда мы достигнем Дваргона.

И, нет, вовсе не Генри был тому причиной, хотя, что греха таить, я прекрасно понимала, что значит, когда рядом с мужчиной сердце пускается вскачь и хочется улыбаться, как дурочке, хоть и произошло это слишком быстро. Генри ничего мне не обещал, да теперь я бы и не поверила обещаниям, выучив урок, преподанный другим мужчиной.

Впервые в жизни я могла сделать что-то по-настоящему важное. Пусть даже мои силы невелики, а знания оставались ограниченными. Впервые в жизни мне никто не мешал узнавать новое и не твердил, что от чрезмерных умственных усилий я перестану быть женщиной, или будто у меня не хватит ума что-то понять. Даже если и не хватит — по крайней мере, я узнаю о своем скудоумии сама, а не с чужих слов.

Стоила ли возможность заниматься важным и нужным делом, совершенствоваться в нем, опасностей, уже пережитых, и тех, что будет позже? Я успею подумать об этом за время пути до Дваргона, когда нужно будет дать окончательный ответ.

Если капитан Блад сдержит слово. Но, странное дело — я бы не поверила клятвам Генри, но верила обещанию капитана.

Забурчавший желудок показал, что я окончательно вернулась к жизни. Отжав и развесив отстиравшееся белье — кое-какие вещички пришлось спрятать под полотенцами — я постучалась в капитанскую каюту.

Лорд Коннор уже был там. Выглядел он куда лучше Генри. То ли успел отдохнуть, то ли качка меньше на него влияла. Скорее второе, судя по тому, с каким аппетитом квартирмейстер уплетал еду.

Если бы не шум ремонта и не ветер, врывавшийся в лишенные стекол окна каюты, можно было бы подумать, будто ничего не произошло. В каюте царил такой же порядок, как и до шторма. Оба мужчины вовсе не выказывали беспокойства ни о повреждениях корабля, ни о том, что мы оказались невесть где. Я тоже поддерживала беседу о пустяках, чтобы не портить обед.

Допив чай, Генри подошел к окну.

— Скоро полдень. Вот и разберемся, куда нас занесло.

— Как ты узнал, что скоро полдень? — изумилась я. Солнца в окно видно не было.

— По тени корабля. Чем выше солнце, тем она короче. До полудня часа полтора.

Не сказала бы я, что это «скоро», но куда интересней было другое.

— А как вообще можно понять, где находится корабль? Океан — он ведь такой… одинаковый.

Я заметила, как лорд Коннор подавил улыбку, и добавила:

— Простите. Наверное, я задаю слишком глупые вопросы.

Впервые за время, проведенное рядом с ними, я почувствовала себя как дома — и вовсе не в хорошем смысле. Вот сейчас мне скажут: «Не забивайте свою хорошенькую головку».

— Океан разный, — сказал Джеймс. — Вы просто еще не привыкли к нему.

Он поднялся, жестом пригласил меня к окну.

— Видите вон там зеленоватый блик на небе? — Он попытался поддержать меня за локоть, но в следующий миг рядом вырос Генри, оттесняя друга.

— Вон там, — Генри протянул руку поверх моего плеча.

— Вижу, — не слишком уверенно произнесла я.

— Это отражение в небе невидимого отсюда острова, — снова вмешался лорд Джеймс.

— В жизни бы не догадалась! — ахнула я.

Да и не заметила бы, если бы мне не показали. Иногда нужно знать, куда и как смотреть.

Лорд Коннор улыбнулся — кажется, мое искреннее восхищение ему польстило.

— Да. И это не единственная примета. Цвет воды, то, как отражаются в ней предметы, говорят о глубине дна. Пучки водорослей, косяки рыб