Вопросом поисков «шпаги-сабли» в Директории ведали двое: виконт из провансальского мелкопоместного дворянства Поль Жан Франсуа Никола де Баррас (1755–1829) и Эммануэль Жозеф Сьейес (1748–1836), сын почтмейстера, выпускник духовной семинарии в Сен-Сюльплиссе, главный викарий Шартрского епископства – по профессии и политик – по призванию. (Фамилия последнего, максимально приближенная в русской орфографии к ее подлинному французскому звучанию, должна произноситься именно так – Сьейес, а не как это утвердилось в отечественной историографии – Сийес.)

Каждый из них планировал государственный переворот по-своему и в собственных интересах. Последний, будучи человеком более радикальным, решил сокрушить республику. Он исходил из того, что, пока во Франции сохраняется республика, соседние монархические страны будут пытаться ее уничтожить. Следовательно, нужно отказаться от республики самим!

Одно время Директория серьезно рассматривала кандидатуру Бернадота. Казалось, все было за него: решителен, ловок, красноречив, умеет увлекать за собой толпу! Карьерист каких поискать, Жан Батист приучил «директоров» к мысли, что именно он им нужен! После отправки Ожеро в Рейнскую армию «директоры» склонялись к мысли, что Бернадот лучше всех походит на роль «переворотчика». Как говорили потом, «он сам метил в бонапарты». Но было одно «но», причем большое: хитроумный гасконский петух Бернадот обладал уникальным даром выжидать до последнего! Он быстро согласился со всеми поступившими ему предложениями, и политикам уже казалось, что Бернадот у них «в кармане», как вдруг «шпагасабля»… исчезла и оказалась «временно недоступна»! Пришлось подбирать нового кандидата: им мог стать еще один генерал из Итальянской армии Бонапарта – Жубер, весьма заинтересованный послужить на благо Директории и ее «директоров»! Как военный, он, несомненно, стоял выше Бернадота, а вот как политик все же уступал ему в ловкости и изворотливости. Обе «шпаги-сабли» наперебой успокаивали Директорию, что наведут порядок одним махом. Но если Жубер говорил: «Дайте мне 20 гренадер, и я в любой момент покончу со всеми!» – то хитрющий гасконец Бернадот громко и убедительно возражал: «Ну что вы?! 20 гренадер – это слишком… много! Четырех солдат с капралом достаточно, чтобы выгнать всех этих адвокатишек из Совета пятисот!» Ярко выраженное хитроумие Берандота вкупе с его непомерным бахвальством напрягло «дьявола-искусителя» Сьейеса. И Бернадота сделали… военным министром, но сам переворот несколько отложили, а поиски адекватной кандидатуры продолжились. Соперники Бернадота, претендовавшие на этот «пост», отпадали один за другим: Жубер погиб в сражении с русским Марсом при Нови, Моро слишком долго колебался, и дело пахло его «самоотводом»! Казалось, цель Бернадота близка!

А потом в дело вмешался его величество… случай! Словно черт из табакерки внезапно возник главный недруг генерала Бернадота – его свояк генерал Бонапарт, исключительно вовремя ретировавшийся из Египта и благополучно высадившийся на юге Франции. Отлично понимавший, какой прекрасный шанс предоставляет ему судьба для восхождения на вершину власти, Наполеон начал действовать. Через «христопродавца в шелковых чулках» Талейрана он быстро столковался с Сьейесом. Министр полиции Фуше – еще один «хитрован» той богатой на проходимцев эпохи – мгновенно сообразил, откуда дует ветер удачи и сделал вид, будто ничего противозаконного не видит. Военного губернатора Парижа генерала Лефевра Наполеон примитивно купил, подарив ему роскошную дамасскую саблю, и тот тут же «взял под козырек», громогласно рявкнув: «Давно пора перетопить в Сене всех этих жуликов-адвокатишек из правительства!» А Бернадот то ли проспал момент, то ли перехитрил самого

Неизвестный автор. Сражение при Флерюсе. Гравюра. 1794 г.

себя, то ли его смогли нейтрализовать сторонники Бонапарта. Опасный из-за своей большой народной популярности генерал Моро сам явился к Бонапарту и заявил, что ему надоели эти мерзкие «адвокатишки», профукавшие отечество. Два других пламенных республиканца – генералы Клебер и Брюн – были далеко от Парижа, но если первый был предусмотрительно оставлен расчетливым корсиканцем в Египте «за главного» и там увяз, то второй сдерживал врага на северо-востоке Франции. Для наиболее влиятельных сторонников «сильной руки» был устроен ряд «деловых обедов»; люди из ближайшего окружения Бонапарта активно сгоняли «заблудших овечек» в лагерь удачливого корсиканца, явно претендовавшего на роль капитана французского государственного корабля.

И через месяц после возвращения во Францию, 9—10 ноября 1799 г. (по революционному календарю 18–19 брюмера 8-го года революции), Наполеон взял власть в свои руки: власть, как известно, не дают, ее берут!

С возвращением Наполеона Бернадоту пришлось отойти на второй план. Теперь уже бывший военный министр совершил большую ошибку: он слишком долго выбирал, как ему поступить. Он не примкнул к Бонапарту, но и не торопился встать в ряды его противников. В решительный момент захвата власти Бонапартом он все же явился в его дом, но в отличие от других военных не в мундире, а в штатском костюме. Подобная манера поведения, естественно, не устроила Наполеона, и, на словах выражая Жану Батисту свое расположение, он сделал все, чтобы оставить его если не у дел, то, по крайней мере, на третьих ролях. Интересно, что чем выше продвигался Наполеон, тем больше он не любил Бернадота. Чуял сильного соперника? Второго генерала-патриота вроде Моро? Или второго себя?! Напомним, что Бернадот сам метил в бонапарты! Но двум бонапартам было «не ужиться в одной берлоге»!

Так началась бесконечная война Бернадота против Бонапарта.

Наполеон не оставлял мысли отправить честолюбивого гасконца «к черту на кулички», например генерал-губернатором французского острова Гваделупа, или губернатором Луизианы, или послом в Константинополь либо в Соединенные Штаты Америки. Но каждый раз изворотливому строптивцу удается «отмазаться», прикрываясь тем, что он… муж бывшей пассии Бонапарта Дезире Клари. Не исключено, что именно нежные воспоминания о первой чистой любви действительно останавливали Наполеона от расправы с тщеславным честолюбцем из Беарна! На самом деле Жан Батист слишком самостоятелен, чтобы всецело зависеть от воли Наполеона. Бернадот пробился на вершину военного олимпа сам. Он стал генералом всего лишь на год позже Наполеона. В общем, он ничем не обязан маленькому корсиканцу и очень часто напоминает ему об этом. Фрондерство и неумение «служить» – не единственный недостаток Бернадота, но главный.