Государь щедро отмерял вновь прибывшим землю. Однако чудинка у Петра была: в первую очередь он занялся не улицами и дорогами, а каналами, и передвигаться велел на яликах и лодках.

Взяв деньги и несколько слуг, поехал на Неву и Андрей. Столица вскорости будет там, Москва станет городом второстепенным, и поэтому он хотел напомнить Петру об обещании дать землю под строительство по соседству с сиятельным Меншиковым. Потом уже поздно будет хлопотать.

На одной из остановок под Тверью, на постоялом дворе, Андрей нос к носу столкнулся с боярином Пушечного приказа Кутафиным.

– Ба! Кого я вижу! Алексей Митрофанович! Какими судьбами?

Дьяк склонился к Андрею и так, чтобы не слышал никто, сказал на ухо:

– Ты чего прикидываешься? Сам же мне про город сей на Неве глаголил! Я вижу, и ты туда путь держишь?

– Держу, скрывать не стану. Я тебе больше скажу: сам Пётр Алексеевич прилюдно обещал землицу мне дать на набережной, по соседству с Александром Даниловичем.

– Да ну! И здесь обскакал!

– Я же тебя предупреждал, боярин! Не поверил ты мне. Человечка своего, из разворотливых, по весне бы послал. Пётр тогда трофейной земли не жалел, участки обширные давал. А ноне все в Питербурх кинулись, лакомые-то куски забрали уже.

Боярин побагровел от досады – ведь он и в самом деле Андрею тогда до конца не поверил. Но и в Москве хоромы расширять не стал, как хотел, – а вдруг Андрей прав?

– Отобедать приватно со мной не желаешь ли? – спросил боярин.

– Отчего же нет? Со всем моим удовольствием, проголодался я в дороге.

Боярин договорился с хозяином насчёт отдельной трапезной, и Андрей понял, что Алексей Митрофанович хочет приватно поговорить. И точно. Пока уселись, слуги быстро принесли вино, закуски и заедки. Выпили по стаканчику романеи за неожиданную встречу.

По традициям положено было разговор начать с погоды, видов на урожай, коснуться царского двора, а уж потом о деле говорить. Но боярину не терпелось. Андрей предсказал появление города, когда о сём не помышлял сам государь, – и всё сбылось! Теперь же боярин, пользуясь случаем, хотел вызнать всё, чтобы вовремя подсуетиться.

– Как думаешь, где строиться лучше?

– А к совету прислушаешься?

Боярин перекрестился.

– Адмиралтейство государь заложил, Петропавловскую крепость в честь святых Петра и Павла.

– Слышал краем уха. Да оно ведь как, самому поглядеть надо.

– Государь сам всего не знает, что ему предначертано.

Дьяк наклонился, боязливо оглянулся на дверь:

– Ты-то откуда ведаешь? Не с дьяволом ли общаешься?

Андрей перекрестился:

– Помилуй Боже! О чём ты, боярин?

– Прости, коли обидел. Весь внимание.

– От Адмиралтейства три улицы лучом расходиться будут. Главная будет называться Невской першпективой – вот там землю просить надо. Сейчас это пустынь, лес да кочки. Меншиков да иже с ним поудобнее берут – на набережной. Виды красивые, изба Петра рядом. Только центр города не там будет, а на Невском да Дворцовой площади, в двух шагах от Невского.

– Во что деется!

Боярин облизнул пересохшие губы, налил себе в стакан вина и опрокинул его махом. За столом так не делалось, он должен был наполнить стакан собеседнику. Но боярин был настолько заинтригован, что презрел приличия.

– Говори, говори! – А у самого горели глаза от предчувствия чего-то необыкновенного.

– Невская першпектива начинаться будет прямо от Адмиралтейства. Встань ко главному входу спиной – он на берегу будет, отсчитай триста сажен, там и проси. Потом эти земли да дома на них баснословных денег стоить будут.

– Почему?

– О двенадцатом годе, через девять годков, государь столицей новый город сделает.

– А Москва как же?

– А что Москва? Москва стоять будет. На царство венчать там будут. Вторым городом в государстве будет на три века.

Боярин отпрянул в испуге:

– Ой, что делается!

Он опять наклонился к Андрею:

– Перемены великие грядут! Не зря Петра Алексеевича в народе «антихристом» зовут. Только о том никому, иначе не сносить нам обоим головы.

– В Преображенский приказ, к Ромодановскому попасть боишься?

– А то! А ты разве не боишься? После третьего огня всё скажешь, даже то, что забыл десять лет как.

– Язык за зубами держи да в заговоры не лезь. Вот голову и сохранишь.

– Страшно в новом городе строиться, да ещё под боком у шведа.

– Не о том говоришь. Дом строить будешь – повыше ставь. Нева иногда разливается сильно, затопить может. А шведов Пётр Алексеевич через шесть лет разобьёт под Полтавой. Наголову. Карла прибежища искать будет и умрёт в безвестности. А Россия перед Европой воссияет, как Вифлеемская звезда. Видные иноземцы за честь считать будут Петру Алексеевичу послужить.

У боярина челюсть отвисла от удивления.

– Не человек ты!

– Потрогать можешь. Как и ты, из плоти и крови.

– Искуситель!

– Всё запомнил, Алексей Митрофанович?

– Как есть всё! Каждое слово в точности.

– Забудь о нашем разговоре, и чтобы никому, ни-ни!

– Нешто я мальчонка малый?

– Поесть бы…

– Ой, дурень я! Ты же с дороги! Эй, прислуга!

Принесли горячее: кислые шти, куриные полти, жареных карасей в сметане, паром исходящих.

Андрей накинулся на еду – тряская дорога почти с утра до вечера разбудила аппетит.

А боярин не ел, только винца стаканчик опрокинул. Услышанное отбило у него желание есть, он переваривал мысли.

– Слушай, а ты не продашь мне свою землю?

– Побойся Бога, боярин! Мне ещё до Питербурха добраться надо, к Петру Алексеевичу попасть.

– Если государь чего-нибудь обещал, тем более прилюдно, слово своё он сдержит. Этого у него не отнять. Как говорится, царское слово твёрже гороха.

– Кстати, о горохе – напомнил. Вторая улица, что лучом от Адмиралтейства пойдёт на голландский манер, Гороховой называться будет.

– В разумение взять не могу, неужто карты подсказали? Или тебе свыше кто подсказывает?

Андрей кивнул. Пусть боярин сам думает, как хочет. Он наелся, запил обед стаканом романеи.

Через постоялый двор и трактир, что ранее проезжими были и их обитатели видели купцов чаще, ноне заезжали знатные люди. Трактирщик стеклянную посуду прикупил, разорился, – по моде.

– Прости, боярин. Устал я, спать пойду. Дорога впереди ещё долгая.