Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Традиционно подход антропологов к проблемам родства основывался на аксиоматическом разделении «социальных» аспектов семьи и системы брачных обменов – с одной стороны, и того, что называли «биологическими» аспектами родства, – с другой[234]. Этот разделяющий подход, при котором факты, касающиеся человеческой эволюции, изымались из человеческой культуры, выглядит весьма странно – и если мы применим его в буквальном смысле, то не сможем понять, как в действительности функционируют брачные и родственные связи[235]. Вот несколько примеров.
В матрилинейных обществах часто возникает напряженность между претензиями на родство по материнской линии – с одной стороны, а с другой – на родство через брак и по отцовской линии. Иначе говоря, мужчина располагает политическим влиянием на детей своей сестры и считает ее детей членами своего рода. Но он может хотеть оказывать помощь и поддержку своей жене и детям, даже если они принадлежат к другой социальной группе. Антрополог Мейер Фортес описывает такую напряженность у народа ашанти в Гане, отмечая, что люди «очень озабочены этой проблемой и беспрестанно ее обсуждают»[236]. По мере того как власть концентрируется в руках у мужчин, они действуют в интересах собственных племянников и племянниц и руководят их группой, членами которой никогда не станут их собственные дети. Эта напряженность постоянно ощущается в матрилинейных и особенно остро – в матрилокальных группах. Поэтому браки в матрилинейных группах оказываются менее прочными, чем в патрилинейных.
Этот случай иллюстрирует очень важный момент: многие системы родства и брака не являются гармоничными системами норм и понятий, внутри которых каждая часть имеет смысл по отношению к другим частям. Напротив, во множестве мест родственная организация представляет собой неустойчивый компромисс между разнонаправленными мотивациями и нормами.
Еще один пример такого неустойчивого равновесия – полиандрические группы, редко встречающиеся сообщества, где у женщины может быть несколько мужей. Например, в высокогорных долинах Тибета или на Маркизских островах подобная практика связана с интенсивной обработкой маленьких земельных участков в неблагоприятных условиях. Сыновья, выросшие в одной семье, совместно используют унаследованный клочок земли, остающийся устойчивой экономической единицей. Так полиандрический брак решает проблему раздела наследства, ради чего в других краях отказывают в наследстве всем детям, кроме одного. Есть экономическая целесообразность в том, что братья остаются вместе в тех местах, где сельскохозяйственная экспансия невозможна, а мужской труд пользуется спросом[237].
Случаи полиандрии – не следствие возросшей власти женщин, которые обзавелись несколькими мужьями. Скорее, это ситуация, когда несколько мужчин настолько ограничены в выборе, что соглашаются делить одну жену. Антропологов долгое время занимала полиандрия, поскольку казалось, что она противоречит необходимым для эволюции распространению и размножению. Кажется, что система, при которой несколько мужчин разделяют репродуктивный потенциал женщины, неизбежно приведет к демографическому спаду. На самом деле это не так, в основном из-за большой доли незаконнорожденных[238]. Но даже если полиандрия и совместима с демографической экспансией, она определенно добавляет свою долю проблем. Женщины, которые не могут найти группу мужей, оказываются в приниженном положении. Кроме того, полиандрия приводит к конфликтам из-за отцовства. В норме все дети должны считаться общими отпрысками группы отцов. Но реальность оказывается сложнее, потому что люди часто могут определить настоящего отца. К примеру, народы, относящиеся к языковой группе ньянджа, ожидают, что связи между настоящим отцом и его детьми окажутся особенно близкими и братья и сестры от одних родителей (сиблинги) будут ближе друг другу, чем единоутробные[239]. И это еще раз подтверждает тот факт, что система родства может быть полна внутренних напряжений и противоречий. На самом деле ни в одной из тех местностей, где принята полиандрия, нет довольных этим институтом. Когда тибетцы находят работу в долинах и покидают свои изолированные плато, они быстро оставляют эту практику[240].
И вновь эти примеры противоречат старому исходному предположению антропологов, что в каждом обществе имеется набор логично связанных культурных ценностей или норм, которые обретают смысл в сочетании друг с другом и дают людям представление о генеалогических ролях (мать, брат, сестра и т. д.) и о том, как те соотносятся друг с другом. Антропологи и историки давно начали утверждать, что никакой естественной семьи не существует. Но они часто заменяли один миф другим, утверждая, что у каждой группы людей или общества есть своя последовательная модель семьи или системы родства. Это не более чем заблуждение. Во всех группах локальные родственные и семейные практики представляют собой компромисс между различными личными и межличностными предпочтениями. Например, матрилокальная система всегда подразумевает некоторое напряжение, потому что включенные в нее мужчины ценят вложения в собственный род, которые им ближе (фактически вдвое ближе), чем род сестры. Патрилокальная система также компромиссна, поскольку замужней женщине приходится налаживать сотрудничество с неродными ей родственниками мужа и воздерживаться от поддержки со стороны собственной группы.
Но эти примеры также показывают, что традиционная сегрегационистская установка, согласно которой представления и мотивы людей зависят от «их культуры», а культура, о которой идет речь, не может быть связана с «биологией», просто непоследовательна. В самом деле, хотя антропологи часто заявляют о таком разделении в учебниках и теоретических трудах, на практике сегрегационистские заповеди похвальнее нарушить, чем cоблюдать. Описывая, как реально работают родственные связи, антропологи обычно исходят из основанных на здравом смысле предположений, что отец скорее будет стремиться к благосостоянию своих, а не чужих детей, а муж не захочет делить свою жену ни с кем, даже со своими братьями.
Но здесь возникают свои проблемы. Чувства и предпочтения, которые мы считаем самоочевидными, как раз и не должны казаться столь очевидными исследователю. С какой стати отец должен ставить собственных детей выше детей своей сестры? Почему мужчины не склонны делиться женами? Как я уже не раз говорил, большое преимущество эволюционного подхода состоит в том, что через его призму эти привычные факты предстают странными, требующими объяснения. Проблемы родства можно объяснить, только если мы рассмотрим, как родственные отношения складывались в ходе естественного отбора.
Изменения, которые претерпела человеческая эволюционная ветвь за последние примерно два миллиона лет, объясняют современные подходы к воспроизведению потомства, заботе о детях и существованию социальных групп. Это сложная история, потому что в ходе развития человечества несколько эволюционных процессов происходили одновременно, усиливая или ослабляя друг друга.