В-третьих, отцы активно интересуются своими детьми и эмоционально привязаны к ним, оберегают и заботятся о них[248]. Отцы защищают своих детей и обеспечивают их ресурсами, во многих культурах они еще и играют с ними и повсеместно на протяжении многих лет интересуются их благополучием. Рождение ребенка сильно меняет побуждения отца и отражается на уровне его нейрофизиологических и гормональных процессов – отцовство в буквальном смысле перестраивает мозг мужчины[249].

Эти общие черты моногамных браков имеют значение в свете описанных выше эволюционных положительных обратных связей. Беспомощным детям требуются большие усилия со стороны родителей, и из-за этого женщины не в состоянии добывать столько пищи, как до рождения ребенка. В такой ситуации матери, которые смогли гарантировать себе стабильное обеспечение со стороны мужчины, оказываются в лучшем положении по сравнению с теми, кому это не удалось.

Обычно возникновение моногамии у людей объясняли простым обменом, в котором женщины предлагали мужчинам возможность (как правило, исключительную) секса в обмен на стабильное обеспечение, в частности, той «дорогой» высококалорийной пищей, добыть которую у женщин было меньше возможностей, например мясом[250]. Эта модель, первоначально получившая название «еда в обмен на секс», вызвала много критики. Антропологи отмечали, что в диете современных охотников-собирателей пища, добытая на охоте, занимает не такое важное место. Кроме того, во многих таких общинах действуют строгие нормы, обязывающие охотника делиться добычей со всеми, и потому женщина едва ли может ожидать особых приношений от своего мужчины. Наконец, ребенку питательные вещества нужны постоянно, а охотничья добыча – это пиры от случая к случаю. Добыть крупного зверя стремятся скорее ради престижа, чем в целях эффективного снабжения продовольствием[251].

Возможно, эта критика преувеличена. Отдача от охоты у современных охотников-собирателей действительно невелика, но это связано с тем, что под давлением развитого земледелия эти народы вытеснены в менее продуктивные районы. Кроме того, нормы, требующие от охотников делиться, вовсе не исключают фаворитизма. Во многих общинах охотников-собирателей и сейчас скажут, что нужно делиться со всеми членами группы, но на реальном распределении добычи будут сказываться индивидуальные пристрастия. Наконец, похоже, что для наших предков мясо действительно было важнейшим ресурсом. Даже если оно обеспечивало малую часть необходимых калорий, с мясом в организм поступали жиры, белки и другие питательные вещества, необходимые для развития мозга[252].

В древнем разделении труда присутствовала очевидная экономическая рациональность: представители обоих полов больше вкладывались в то, что давало им сравнительные преимущества. Конечно, женщины могут охотиться (и иногда так и делают), но мужчины в среднем более продуктивные охотники. Мужчины могут собирать и обрабатывать пищу (и часто делают это), но в этом они не продуктивнее женщин. Соображения экономической целесообразности предполагают, что основанное с учетом этих факторов разделение труда будет выгодно обеим сторонам[253]. Естественно, это разделение не требовало от сторон прямого обсуждения. Но пары, эффективно делившие между собой обязанности, действовали продуктивнее и потому оказывались лучше приспособленными.

Верно, однако, что формула «еда в обмен на секс» – узкое и вводящее в заблуждение описание этого разделения труда, потому что дело не только в мясе и не только в сексе. Главное, что давал партнерше мужчина, – это защита от других мужчин[254]. Благополучию женщины всегда угрожает насилие, похищение и в особенности инфантицид – сравнительные данные показывают, что для самок многих биологических видов все это реальные опасности[255]. Эти же опасности присутствуют и в человеческих сообществах из-за конкуренции между мужчинами за доступ к женщинам, особенно в контексте межплеменных войн, которые, как правило, включают похищение женщин из враждебной группы (и могут разгораться именно из-за этого). В современных обществах другие мужчины также представляют собой немалую опасность для женщин, а защита от них считается частью мужских обязанностей в паре.

В ответ на это женщина предоставляет партнеру… Но именно здесь формула «еда (или что-то еще) в обмен на секс» вводит нас в заблуждение, потому что секс – далеко не единственное, что предоставляет женщина в этом обмене, и это требует разъяснения. Участие мужчин в стабильных моногамных союзах закреплялось в том случае, если оказывалось эволюционным преимуществом. Любые вложения в детей, от защиты их от врагов до обеспечения пищей и ухода за ребенком, повышают приспособленность вида, поскольку увеличивают вероятность выживания потомства. Вот почему родительские вложения столь велики. Но здесь может возникать неожиданное препятствие, а именно неуверенность в отцовстве. Мужчины не могут быть уверены, что все предъявляемые им дети их собственные, и мужчина, защищающий и обеспечивающий детей другого мужчины, фактически работает против передачи своего генетического материала. Можно ожидать, что любые гены, ведущие мужчину к такому поведению, будут исключаться отбором. Напротив, любые гены, подвигающие мужчин к избирательности своего родительского участия, к защите и помощи только тем детям, которые с большей вероятностью окажутся их собственными, получат преимущество в отборе. И мы видим, что у самцов многих биологических видов можно обнаружить признаки таких предпочтений и способности к определению отцовства или увеличению его вероятности[256]. Люди в этом отношении не составляют исключения[257]. Поэтому нахождение в составе устойчивой пары меняет мотивацию мужчин – от простого поиска сексуального контакта до стремления удостовериться, что женщина не ищет эти контакты где-то на стороне, что, как мы увидим, может объяснить некоторые аспекты доминирования в отношениях полов.

Женщины, подобно самкам многих видов лягушек, склонны предпочитать партнеров с глубоким низким голосом, а не с тихим тенором[258]. Мужчины, словно самцы рыбок-бычков, питают слабость к партнершам с нежной сияющей кожей[259]. Но привлекательность – это нечто большее, чем облик и голос, даже среди людей, и поиск смутного объекта желания требует от нас сложных расчетов, в отношении которых мы остаемся в блаженном неведении. Характер этих расчетов в значительной мере объясняется возникшей в процессе эволюции положительной обратной связью, которая привела к появлению беспомощных младенцев, заботливых отцов и устойчивых пар.