Как раз по этой причине Турвилю нравилось служить под началом гражданина адмирала Тейсмана. За грубоватой и глуповатой маской Турвиля скрывался тонкий аналитик, с сожалением предполагавший, что Тейсман долго не протянет. По его мнению, гражданин адмирал совершил роковую ошибку, высунувшись на слишком высокий пост. Командующий объединенными силами обороны системы Барнетта в силу своей должности обязан был стать политическим лизоблюдом, а в этой области Тейсман обладал весьма ограниченными способностями. Возможно, это неплохо характеризовало его как человека, но для высокопоставленного офицера Народного Флота такой недостаток мог стать роковым. До сих пор Тейсману, как и Турвилю, сопутствовала относительная удача, что делало их ценными для высших властей, однако Тейсман взлетел слишком высоко, туда, где никто не мог позволить себе оставаться вне политики. Упорствуя в желании быть самим собой, адмирал рисковал тем, что в глазах руководства его несостоятельность как политика перевесит его ценность как военного.

А между тем Тейсман относился к тем немногим высшим флотоводцам, которые не только понимали, что нужно делать, но и отваживались об этом говорить. Несмотря на привычку БГБ пускать в расход всякого потерпевшего неудачу командира, он не боялся идти на оправданный риск, а свои приказы старался формулировать таким образом, чтобы максимально защитить от возможных репрессий посылаемых им на рискованные операции подчиненных. Таковы были и приказы, имевшиеся сейчас у Турвиля.

– Ваше рвение весьма похвально, гражданин контр-адмирал, – сухо сказал народный комиссар Эверард Хонекер, – но давайте не увлекаться. Нам приказано провести разведку, а не разбить в одиночку силы Альянса.

– Конечно, конечно, – согласился Турвиль, энергично взмахнув рукой. Потом он вынул из нагрудного кармана сигару, с нарочитой небрежностью сунул ее в уголок рта, прикурил и пустил над консолью струйку едкого дыма.

На самом деле он не слишком любил сигары, но в последние годы курение снова вошло в моду, и Турвиль решил, что сигары подходят к его имиджу. Теперь контр-адмирал уже не мог обходиться без этой дряни, не признав, что совершил ошибку, а этого от него не дождался бы никто.

– Разведка боем, гражданин комиссар, вот чем нам предстоит заняться. Разведка боем. Это значит, что мы должны награждать хорошим пинком по заднице каждое вражеское подразделение, если оно не способно дать такого пинка нам. А крупных сил монти поблизости нет. Сдается мне, эти ублюдки чересчур обнаглели. Вышибив нас со Звезды Тревора и нацелившись на Барнетт, они возомнили, будто мы вовсе лишились зубов. Вообще-то у них есть основания для подобных предположений, но недооценка противника никогда и никому не шла на пользу. Они думают, будто им некого бояться даже в нашем пространстве, и вот тут-то мы и утрем им нос. Разведка разведкой, сэр, но если у меня есть возможность подстрелить врага, я, черт побери, такой возможности не упущу.

Хонекер вздохнул, однако он привык к экспрессивному поведению своего поднадзорного и не видел смысла напрасно с ним спорить. Конечно, чтобы держать себя в узде, Хонекеру приходилось прилагать усилия, но они окупались: высшие инстанции ставили успехи Турвиля в заслугу его народному комиссару. Кроме того, комиссару контр-адмирал нравился, хоть он и корчил из себя древнего морского волка с абордажной саблей и кремневыми пистолетами за поясом, отдающего приказы под грохот пушечной канонады.

– Я не против того, чтобы ввязаться в бой с неприятелем, гражданин контр-адмирал, – привычно успокаивающим тоном сказал комиссар, мысленно скривившись при звуках собственного голоса. – Я просто хочу заметить что ваша эскадра представляет собой ценное народное достояние, которое нельзя подвергать неоправданному риску.

– Истинная правда! – с готовностью согласился Турвиль, выпустив очередное облако дыма.

Хонекер предпочел бы увидеть на лице контр-адмирала не столь свирепую ухмылку, но за неимением лучшего предпочел принять его согласие за чистую монету. Спорить и возражать следует в подходящее время. Оно настанет, а сейчас лучше предоставить этому человеку с психикой простодушного и кровожадного подростка возможность действовать по его усмотрению.

Турвиль, со своей стороны, с глубоким удовлетворением отметил, что гражданин комиссар воздержался от возражений. Упрямый вояка хорошо усвоил, что напористость дает определенные преимущества по сравнению с робостью и нерешительностью: шпионам Бюро приходилось не пробуждать в нем «патриотическое рвение», а унимать его. Данный урок он извлек из поведения адмирала Тейсмана во время второй битвы при Ельцине, и успешно следовал этому принципу со времени убийства президента Гарриса. Убедившись, что Хонекер спорить не будет, Турвиль резко повернулся, и словно пистолет направив сигару на начальника своего штаба, сказал:

– Давай, Юрий. Посмотрим, что мы имеем.

– Есть, гражданин контр-адмирал, – ответил капитан Юрий Богданович.

Он давно служил под началом Турвиля, они прекрасно сработались, а его холодная энергичность служила великолепным дополнением к веселой ярости контр-адмирала. Расправив плечи и выпрямившись, капитан активировал голографический блок, и над столом штабной рубки линейного крейсера Народного Флота «Граф Тилли» появилась трехмерная звездная карта.

– Гражданин контр-адмирал, гражданин комиссар, вы видите наше оперативное пространство. Как вам известно, граждане адмирал Тейсман и комиссар Ле Пик командировали наши Второй и Третий дивизионы на усиление пикетов системы Корригана.

Он нажал клавишу, задействовав обзорную голограмму Корригана.

– Отосланные корабли составляют примерно половину наших сил, однако все они относятся к классам «Султан» и «Тигр», тогда как «Полководцы» остались у нас. Кроме того, штаб системы Барнетта передал нам пять тяжелых крейсеров типа «Скимитар» и три – типа «Марс», а также шесть легких типа «Воитель». С учетом этой компенсации наша суммарная потеря огневой мощи равна утрате примерно одного «Султана», однако число наших кораблей возросло в три с половиной раза, и общая мобильность эскадры существенно возросла. Иными словами, мы выиграли в скорости и разведывательных возможностях почти без уменьшения огневого потенциала. Добавлю, что нам передали два переделанных в суда материально-технической поддержки минных заградителя – «Ярновский» и «Симмонс».

Богданович умолк, взглянул на командира и комиссара, убеждаясь, что все понятно, и, не дождавшись вопросов, снова пробежал пальцами по клавиатуре. На дисплее вспыхнули еще три звезды, под которыми крохотными буковками высветились названия.

– Вот три системы, входящие в сферу наших непосредственных интересов, – продолжил он, – Саллах, Адлер и Мика. Согласно имеющимся разведданным, Адлер и Мика уже захвачены монти, но Саллах все еще остается в наших руках. Правда, данные эти двухнедельной давности, так что с вашего позволения я и гражданин коммандер Лоу рекомендуем сначала проверить обстановку там, а уж потом побывать на Адлере и Мике, прежде чем вернуться на Барнетт.

– Сколько времени на это потребуется? – спросил Турвиль.