Вдоль улицы с сетчатой авоськой в руке шла Алена.

Ругаясь на себя последними словами, я пристроился рядом с ней, опустил стекло. Глянула коротко, спрятала глаза. Потом хихикнула, доверчиво продемонстрировала пустую авоську:

– За хлебом пошла, дура, а мага́зин закрыт уже. Я, знаете, об чем думала? Бабка рассказывала. Мой дед в этом годе на посевной был. Ну, она ему завсегда обед наготовит, компоту холодного из подпола поднимет. Стол накроет – сама встречает. А тут наварила щей, стоят они в печи, томятся. Подняла компот – а крышка-то и вздута! Ну, она второй раз в подпол, а спорченную-то банку на лавке оставила. А старенька же – пока спустилась, пока развернулась в подполе-то… Долго ли, коротко ли – дед уже обедать пришел. А на столе – только хлеба краюха да банка на лавке. Ему б заслонку отодвинуть да в печь заглянуть, да как же ему к заслонке-то докоснуться? Вдруг тетенькой станет? – Мотнула барашковой челкой, засмеялась. – Он компот забродивший-то и навернул с краюхой. И что? После обеда такого сел на трактор – да и разнес до самого тла сарай бригадира Панькова. – Она остановилась, посмотрела прямо в глаза. – А надо было всего лишь отодвинуть заслонку.

Мне сделалось зябко.

– Алена, вы… ты меня извини, бога ради! Давай я тебя до дома довезу?

– Да что ж довозить-то? Вот он, дом.

– Алена, мне неловко просить… – Чтобы хоть чем-то занять руки, я заглушил двигатель. – Ты не могла бы чуть-чуть побыть со мною, поговорить о чем-нибудь? Мне крайне неуютно, у меня все мысли в смятении… Здесь такое творится, а у меня бензин кончается, и вообще…

– Бензин – это проблема, – серьезно кивнула она. – Колька-бензовоз только утром из райцентра привозит.

– Только утром?.. Да к черту бензин! Мне бы мысли в порядок привести! Поможешь?

Она задумалась.

– В машину не сяду – у нас тут сплетни быстро придумываются.

Я с готовностью выскочил из «Волги». Алена покусывала губу, будто сомневалась в чем-то.

– Бензин у Дуськи-кривой может быть. Айдате за мной.

* * *

Бензина у Дуськи не оказалось. Вместо него здешняя самогонщица выставила литровую бутыль первача и заплетающимся языком безапелляционно заявила, что я всенепременно должен его попробовать. В другой раз я непременно бы спросил, слышали ли здесь про указ, запрещающий самогоноварение, и куда смотрит председатель сельсовета, и почему жители не доложат участковому, но… ситуация была не та. Отогнав машину к реке, я в условленном месте тенистого берега расстелил плед. Там и попробовал. А через какое-то время под осокори пришла переодевшаяся в ситцевый сарафан Алена. Приняв от меня маленькую дорожную рюмку, пригубила, заулыбалась:

– Васька узнает – убьет! С чужим мужиком белую на речке пью!

Я попробовал вторично, и мне послышалось, как заскрежетала, сдвигаясь с места, моя приржавевшая заслонка.

– Алена, кто ты? Кто вы все тут?

– Люди, – она просто пожала плечами.

– Полчаса назад сквозняк починил мою машину, а репей и увеличительное стекло вернули к жизни ягненка – его даже не понадобилось выносить на луну, хотя как раз сегодня полнолуние! Алена, это колдовство?

– Ну вас, вы все шуткуете!

– Да какие уж тут шутки?! Я напуган, я буквально схожу с ума!

– А чего сходить-то? Чай, везде так.

– Нет, Алена, не так! – Я налил по новой и, не дожидаясь девушки, залпом выпил. – Не так! В большом мире есть тестеры, гаечные ключи и хирургические скальпели! Нельзя подзарядить аккумулятор от сквозняка! Нельзя вылечить животное лунным светом!

Она поправила подол, посмотрела на солнечные блики на воде, вдохнула всей грудью, светло заулыбалась. Глянула искоса, хитро:

– Вы ж, чай, под ультрафиолетовой лампой загораете?

– Ну… в общем, да, если время есть.

– И что? Теперь на солнышке загорать нельзя? А мясо небось на электрической плите готовите? И что? Костер теперь вам бифштекс не прожарит? А вода из города Ессентуки никому не вылечит гастрит?

Голова пошла кругом. Меня дурачили. Разумеется, меня дурачили! Но где, на каком этапе правда переплеталась с ложью? Наверное, я мог напрячься, вспомнить что-нибудь из забытого курса физики и химии, но Алене мои доказательства не требовались. То ли ей так промыли мозги, то ли… то ли… В конце концов, машина-то заработала, да и ягненок… того… ожил… Она светло смотрела на меня широко распахнутыми глазами, и впервые за много-много лет я почувствовал… участие?

– Просто там, в городах, вы обо всем позабыли… Напридумывали штучек… А я бы хотела попасть в город, поглядеть. В райцентре – что глядеть? А вот в Москве… да хоть бы и в Томске! Чай, интересно там у вас, шумно, людно.

Мотнув головой, я вновь выпил. Зашумело в ушах.

– А музыка? Что ты сделала с моей музыкой?

– Я правильно ее услышала.

– Погоди… Брамс, ре минор… Откуда здесь, в глуши, такие познания?

Она надула губки, но не столько обиженно, сколько эту обиду обозначая.

– Вот вы все издеваетесь – мол, дикие мы тут! А мой второй дедушка учителем музыки был. У него столько пластинок, что ой! А евойная жена, бабушка моя, – цыганка, у нее такой слух был, такой голос! Я у йих многому научилась, а потом и сама…

Пошатываясь, я дошел до машины. Боковое зеркальце пальнуло в глаза красным закатным лучом. Зажмурившись, я наугад ткнул кнопки магнитолы. «Седьмой комиссар», часть третья, аллегро. Взмахивая в такт указательным пальцем, вернулся на плед. Алена морщилась, даже не пытаясь скрыть этого.

– Ну, рассказывай, певунья, что здесь нужно исправить?

На секунду задумавшись, она склонилась ко мне и пропела на ухо. Меня затрясло. Да, целый день в дороге, жара, алкоголь неведомой крепости… Но, вероятно, дело было не в этом. Описать собственные впечатления от ее импровизации я бы, наверное, не рискнул.

Гениально? Божественно?

Мой язык уже порядком заплетался, когда я задавал следующий вопрос:

– И ты так с любой мелодией можешь?

До полуночи мы экспериментировали со всем, что приходило на ум. Захмелевшая, она замахнулась на Моцарта. Хех, на Моцарта!!! Тем не менее мне нравилось все, что она творила. Даже если не брать в расчет, что к тому моменту я был безбожно пьян. И я уже знал, что буду со всем этим делать.

Разведя костер, мы расположились по разные стороны от огня.

– Ты поедешь со мной?

– Куда? – смеялась она.

– В Москву, конечно! К черту Томск, мы поедем в Москву и покорим всех! Вместе. Мы ведь поедем?

– Да! Да! – Она ложилась на спину и любовалась звездами; она казалась счастливой.

А я с идиотской улыбкой наблюдал за кружением черных осокорей в черном небе и упивался предстоящим триумфом.