* * *

На этом рассказ о Меде и его жителях обрывался. По небольшим фрагментам, написанным сыном жреца Меде, его сыном, внуком и – в самом конце – внучкой, можно было составить лишь краткую хронологию последующих событий, связанных с историей пути глиняных дощечек на территорию будущей провинции Багдад, в то место, где когда-то был расположен Меде. В качестве посланника, того гонца, который первым отправится на место стертого с лица земли Меде, Хосед выбрал своего старшего сына Гаура. Изо дня в день он внушал сыну, что тот родился для того, чтобы выполнить особую миссию, поэтому он должен учиться языкам и разным наукам, должен тренировать тело, ибо предстоит ему нелегкий и очень долгий путь в страну его предков. Гаур беспрекословно слушался отца и исполнял его волю. Если же Гаур не смог бы добраться с клинописными дощечками до правителей тех далеких мест, то сын Гаура должен завершить эту миссию.

Так и случилось. Когда Гаур достиг совершеннолетия, отец благословил его на долгое и опасное путешествие. Хосед долгие годы составлял карту будущего маршрута Гаура. По его расчетам, местом, в которое забросила судьба его земляков и его самого, была земля и горы Ницир, расположенные в районе нынешней Сулеймании, на востоке Ирака, в иракском Курдистане. Это были вершины Пир Омар Гудруна, возвышающиеся над уровнем моря на 2743 метра. Жители Шуруппака спустились с горы, к которой прибило их корабль, и основали недалеко у подножия небольшое поселение. Гаур научился писать, читать, считать, был развит физически, прекрасно владел оружием, а главное, ему передались целеустремленность, убежденность в мессианстве, свойственная даже не столько отцу, сколько деду, погибшему во время наводнения, Великому жрецу Меде. Он с детских лет понимал, что на него возлагает надежды не только отец, но и весь шумерский народ, все погибшие жители Меде. Единственное, что могло заглушить боль от их преждевременной жестокой гибели, – память, рассказ о Меде, об истории его основания, о его жителях. Хосед никак не мог смириться с убеждением Энмешарра в том, что на земле нельзя ни к чему привязываться, нельзя ни к чему привыкать, так как на земле все временно. Хосед считал, что продолжение человека – в рождении детей, в творчестве, в летописях, в памяти. Привязанность к земле, к родным – это то главное, ради чего живет человек. Все, что рушится, исчезает, умирает, сохраняется в памяти людей, в памятниках, оставшихся на земле или скрытых под землей. Гаур разделял убеждения Хоседа. Отец долгие годы писал историю Меде, а он был обязан донести клинописные дощечки до тех мест, где когда-то находилась родина его предков.

Когда Гауру исполнилось семнадцать, он простился с родителями, братьями, сестрами, понимая, что никогда их больше не увидит, и отправился в путь. Он шел по долинам, пустыням, поднимался в горы. Путь его пролегал там, где ему позволяли пройти представители тех или иных государств. От горы Ницир до того места, где был расположен когда-то Меде, было около трехсот километров. Пешком этот путь можно было преодолеть примерно за шестьдесят дней. Но спуститься с гор, идти по болотам, долинам, пустыням, проходить через города-государства, которые были расположены на этом маршруте когда-то, еще до потопа, оказалось невозможным. Какая-то часть пути стала непроходимой из-за случившихся природных катаклизмов, какую-то часть заселяли воинственные племена. Пришлось идти через предгорье и горы Загроса, а также лесостепи Загроса. В одном из городов в горах, где Гауру пришлось сделать долгую остановку из-за стычки между местными племенами, он женился, родил сына и дочь. Вскоре после рождения детей Гаур почувствовал, что силы покидают его, тело разъедала какая-то неведомая болезнь, и он был не в состоянии продолжить намеченный путь. Всю оставшуюся жизнь Гаур посвятил воспитанию сына Симуга и подготовке его к долгому пути в Меде.

Сын Гаура изучал карту Шумера, языки, счет, учился красноречию, развивал тело. Вместе с Симугом историю Шумера, клинопись и прочие науки тайно изучала его сестра Гула. Она тоже загорелась мыслью отправиться вместе с братом в страну ее предков. Но Гаур был против намерений дочери, опасаясь, что Гула могла лишь навредить миссии. Всеми правдами и неправдами Гаур пытался заглушить в девушке стремление отправиться в опасное путешествие. К семнадцати годам Симуг был готов к продолжению пути отца.

Симуг совершил путь до Суз в Эламе[68], города, посвященного богине Инанне. Ему оставалось немного до заветной цели, нужно было лишь преодолеть горную цепь Загрос в районе Иранского нагорья, спуститься в долину, а дальше пройти по направлению к Тигру. Но в «городе лилий»[69] Симуг столкнулся с неожиданным препятствием. На одном из постоялых дворов он познакомился с торговцем из Египта, с которым в Сузы приехала младшая дочь. Сын Гаура влюбился в дочь торговца и собрался продолжить путь вместе с красавицей из Египта, но вскоре хозяин гостиницы нашел бездыханное тело Симуга в его комнате. Торговец и его дочь исчезли вместе с большой кошкой, которая неотступно следовала за египетской красавицей.

Внук Хоседа погиб, но рукопись в Шумер повезла его сестра Гула, которая, вопреки воле отца, тайно отправилась вслед за Симугом, переодевшись в мужское платье и отрезав длинные волосы, чтобы стать похожей на мужчину. Она умела писать и сделала копии нескольких дощечек, составленных Хоседом и Гауром. (Оригиналы этих дощечек были похищены у Симуга.) Гула, имя которой осталось известным только потому, что она сделала приписку к последней дощечке о том, что доставила клинопись в Шумер, завершила путь рукописи об истории Меде. Она передала дощечки одному из Верховных жрецов города, расположенного в будущей мухафазе Багдада, где-то недалеко от затонувшего и погребенного под землей Меде. Точное название города неизвестно, так как на этом месте дощечка треснула и раскрошилась. Верховный жрец поместил фрагментарную рукопись в свою огромную библиотеку. Библиотека спустя столетия, по всей видимости, была разрушена пожаром или наводнением. Часть сохранившейся рукописи была скрыта глубоко под землей, где долгие дни лежала во тьме и ждала своего часа.

Примерно в двадцати пяти километрах от Багдада, недалеко от берега Тигра, где еще несколько месяцев назад располагался французский археологический лагерь, а теперь царила разруха, валялся мусор и зияли воронки от бомб и мин, остановились четыре джипа. Один за другим из машин выходили мужчины, одетые во все черное. На них были длинные кандуры, гутры, почти скрывающие лица, серебристые эгали. В ряду высоких мужских силуэтов выделялась маленькая женская фигурка, также укутанная во все черное, лицо было закрыто плотной тканью. Рядом с женщиной шел леопард, он прислушивался к каждому шороху и нервно останавливался при каждом подозрительном звуке. Группа из двадцати неизвестных пришельцев медленно брела по раскопанным улицам Меде, то спускаясь низко под землю, то поднимаясь на поверхность. Они проходили мимо оборванных каркасов палаточного городка, давя кисточки, посуду, пробирки, наступая на листы бумаги. Наконец они дошли до огромной воронки, перед которой несколько месяцев назад в задумчивости стояли Александр Телищев-Ферье и сотрудник французского посольства Винсан Ориоль. Группа молча обогнула гигантскую воронку и упрямо двинулась дальше. За воронкой неизвестные стали подниматься по едва заметному холму вверх. Когда они достигли центра этого холма, женщина подняла руку и велела всем остановиться: