– Осторожнее, – прозвенел в полумраке голос Амалии. – Здесь ступеньки.

Мы спустились по лестнице и двинулись дальше. Массильон молчал, но я чувствовал, как в нем словно сгущается тревога, которая возрастает с каждым нашим шагом. Признаться, мне тоже было малость не по себе, и я готов был поклясться, что и очаровательная мадам Дюпон чувствует себя неуютно, несмотря на устрашающее оружие в ее руке. По-моему, из нас четверых только Люсьен ничего не боялся. Все происходящее казалось ему волшебной сказкой. Как же – мрачный замок, призраки, потайной ход и… добрая волшебница, которая вот сейчас развеет все злые чары. Мышь с писком перебежала дорогу перед нами.

– О господи! – простонал актер, побелев лицом.

– Это всего лишь мышь, месье Массильон, – с достоинством промолвил Люсьен. – Вы что, никогда не видели мышей?

– В самом деле, Фредерик, – с улыбкой поддержала мальчика Амалия. – Нашли чего пугаться!

Внезапно она схватила меня за локоть и остановилась. Актер налетел на меня и едва не сбил с ног.

– Тише! – прошептала Амалия.

И я ощутил, как по груди у меня струйкой стекает пот.

– Слышите? – продолжала Амалия так тихо, что мы едва слышали ее. – Голоса…

Сначала я решил, что ей померещилось, но, прислушавшись, я и в самом деле различил приглушенные голоса.

– Люсьен, – прошептала Амалия, – держись сзади, понятно? Присмотрите за ним, Массильон! А вы, Арман, не вздумайте уронить фонарь! Идем!

И мы на цыпочках зашагали вперед.

Шагов через двадцать подземный ход закончился. Перед нами оказалась обыкновенная дверь. Голоса доносились именно из-за нее.

– Вы готовы, месье Лефер? – спросила Амалия, взявшись за ручку двери.

Я кивнул.

– Тогда вперед!

И, распахнув дверь, Амалия шагнула в комнату, в которой скрывалась разгадка тайны. Я одним скачком перемахнул через порог, готовясь прийти ей на помощь.

Это было большое, правильной формы, жарко натопленное помещение, похожее на спальню. На стене висело несколько картин с изображением морских пейзажей. Прямо напротив входа расположилась большая кровать, на которой полулежал незнакомый мне человек. Возле стояли два стула с гнутыми ножками, а около стены примостился невысокий стол. Доктор Виньере сидел за ним и, хмуря лоб, писал что-то на листке бумаги, а на стульях возле кровати я увидел графа Коломбье и Матильду.

– Я же просил тебя никуда не выходить, пока мы обыскиваем замок! – сердито говорил граф незнакомцу – темноволосому молодому человеку лет двадцати четырех или около того с красиво очерченным ртом. – Зачем ты не послушался? Ты подверг себя нешуточной опас…

Слова замерли у него на губах. Матильда устало обернулась. Доктор Виньере дернул рукой и опрокинул на дорогой ковер чернильницу, полную чернил. Незнакомец в волнении приподнялся на кровати, и меня поразил его лихорадочный, полубезумный взгляд.

– Гийом! – пронзительно закричал Люсьен. – О боже, Гийом!

Мальчик побелел, как полотно, и, казалось, был готов вот-вот упасть в обморок. Амалия опустила оружие и положила свободную руку на голову подростка. Только тогда он стих, испуганно косясь на человека на кровати.

– Добрый вечер, дамы и господа, – непринужденно промолвила Амалия. – Простите за вторжение, но вы все же не можете не признать, что сами некоторым образом нас к нему вынудили.

– Что вы здесь делаете? – вспыхнул Коломбье. – Мадам, по какому праву…

– Вы и сами знаете, месье, по какому, – холодно перебила графа Амалия. – Вы утаиваете факты, которые могут иметь значение для расследования преступлений, совершенных в замке Иссервиль. Что ж, теперь игра в прятки закончена. – Она наклонилась к Люсьену: – Так кто это? – спросила она, кивая на человека на кровати.

– Это Гийом, – прошептал мальчик, не поднимая глаз от пола. – Гийом, мой старший брат! – Он всхлипнул. – Но я ничего не понимаю! Папа с мамой всегда говорили, что он утонул три года тому назад!

Амалия распрямилась.

– Уверена, у господина графа были свои причины, чтобы так поступить, – проговорила она. – И сейчас он расскажет нам о них. Не правда ли, месье Коломбье?

На несколько мгновений в комнате воцарилась тишина. Затем граф рассмеялся – горьким, негромким смехом, какого я никогда раньше не слышал у него.

– Ну что ж, – сказал он, – похоже, мне и в самом деле ничего не остается, кроме как раскрыть свои карты. – С вызовом покосившись на безмолвную Амалию, он картинным жестом несколько раз ударил в ладоши, подражая театральным аплодисментам. – Браво, мадам Дюпон! Вам все-таки удалось загнать меня в угол.

– Я жду объяснений, месье, – промолвила эта странная женщина.

Массильон поднес ей стул, и она непринужденно опустилась на сиденье. Револьвера в ее руке уже не было – очевидно, он успел вернуться на свое законное место в сумочке, но когда именно это случилось, я, хоть убей, не заметил.

Плечи графа поникли.

– А что тут объяснять? – устало промолвил он. – Вы и так уже все поняли. Этот человек, – он кивнул на Гийома, – мой сын, а та, кого вы знаете под именем мадемуазель Бертоле, – его жена. Она помогает нам ухаживать за ним, – добавил он, отворачиваясь.

Я оцепенел. Как! Матильда – жена Гийома дю Коломбье? Неужели она… Так вот почему граф всегда обращался с ней с таким подчеркнутым уважением! Ее считали бедной родственницей, но на самом деле она была сиделкой при человеке, который, судя по его виду, тяжело болен, причем уже давно. Сиделка – и жена… Жена безумца… Или нет?

– Ваша жена и доктор Виньере, конечно же, в курсе дела, – заметила Амалия. – Кто еще знал о Гийоме?

– Никто, – отрезал граф.

– Из слуг – только Клер Донадье, – подала голос Матильда.

– А дворецкий?

– Нет, он тоже ничего не знал. Клер была старая, преданная служанка, а Лабиш вошел в нашу семью совсем недавно.

– Понятно, – сказала Амалия. – Но почему?

– Почему – что? – резко бросил граф.

– Почему вы пустили слух, что ваш старший сын утонул? Почему вы держите его здесь, в этой комнате?

– А вы не понимаете? – выкрикнул граф. – Мой сын тяжело болен, вот почему!

Амалия обернулась к доктору.

– Скажите, месье Виньере… – И вслед за тем она произнесла несколько слов по-латыни, которых я не понял.

– Нет, – с невольным уважением в голосе отозвался доктор, – это не то, о чем вы думаете. Гийом вовсе не безумен, но его положение безнадежно. Дело в том, – тут доктор замялся, – что у него опухоль мозга. Злокачественная, как я полагаю.

– Ох, – пробормотал актер. – Вот бедняга!

Люсьен хлюпнул носом. Я видел за плечом Амалии его бледное настороженное личико. Он не отрывал взгляда от старшего брата.