– Ага. – Байрам размазывал по лицу слёзы, которые текли у него не только из глаз, но и из носа, и даже, кажется, изо рта.

– Верни ему и больше не бери, всё равно обратиться не можешь. А что я тебе сделал?

– Аф-афсана, – пролаял Байрам. – Я же вам рассказывал. Она из-за вас прыгнула с новостройки и умерла, а я её любил.

– Почему это из-за меня? – Глаза Учителя стали круглыми.

– Она вас любила.

– В ай? Правда, что ли? Ну-ну… Ей надо было обязательно мне сказать, мы бы что-нибудь придумали. – Он ласково потрепал Байрама по волосам, вернул ему нож, пошёл к своим ученикам, и его белый костюм светился в темноте. Свечение становилось всё сильнее и сильнее, так что в конце концов ослепило Байрама, он упал на пол и потерял сознание.

Бану совсем не нервничала. Ей было безразлично, какое место они займут, единственное, чего ей хотелось, – произвести впечатление на Веретено. Сам он произвёл на неё впечатление своим одеянием, в котором выглядел так же странно, как вождь какого-нибудь первобытного африканского племени в костюме испанского гранда. Настроение он ей уже подпортил с утра тем, что не обращал на неё внимания, словно её тут и не было. Бану в припадке оптимизма списывала его равнодушие на царившую вокруг суету. Она с интересом разглядывала пару из другой школы – единственную, которая осмелилась бросить вызов Великому и Могучему. Вид у них был одинокий и потерянный, он – высокий и худой, она – маленькая и толстая. Бану послала им ободряющую улыбку. Они приняли улыбку за гримасу надменного превосходства, так как Бану уже разучилась улыбаться, и, прижавшись друг к другу теснее, задрожали. Бану отвернулась и вдруг увидела приземистого пузатого мужика с окладистой чёрной бородой и вроде в какой-то непонятной чёрной рясе.

– Ого, а вот и батюшка пришёл нас благословить, а мулла где? – удивилась она. Стоявший рядом Вагиф удивлённо покрутил головой по сторонам, пытаясь понять, кого она имеет в виду. Потом он заметил «батюшку» и подобострастно захихикал:

– Он тоже выступает. Ты что, не узнала его?

Бану ещё раз с сомнением оглядела дородную фигуру, никак не сочетающуюся в сознании с танцами, зато ассоциирующуюся с ключами от кладовой на поясе, и осознала вдруг, что одеяние, принятое ею поначалу за рясу, на самом деле было чёрным костюмом с широкими брюками, надетым на объёмистого участника соревнования. «Какие экстравагантные личности попадают в паутину Веретена», – подумала она и захохотала.

Всё обошлось благополучно, они с Вагифом заняли второе место, уступив первое «врагам», которые опять танцевали так, словно вокруг никого не было, нежно улыбаясь друг другу. А затем всё потерялось в суматохе. Бану куда-то бежала, с кем-то фотографировалась, принимала цветы от каких-то совершенно не знакомых ей людей и всё пыталась поймать взгляд Веретена. Он совсем не спешил поздравить её с медалью, хотя и поспособствовал её получению. Вагиф сиял, как новая пятидесятикопеечная монета, и, пользуясь случаем, обнимал Бану. Она насилу вырвалась из всей этой кутерьмы и отправилась переодеваться, почти полная решимости не идти ни на какую вечернику. Женская гримёрка пустовала. Бану заметила, что держит в руке неизвестно кем врученную бордовую розу. Она погладила её шелковистые лепестки и подумала о коже Веретена. Роза почернела и скукожилась.

На левый глаз подводка всё никак не хотела ложиться. То ли рука у Чинары дрожала, то ли кто-то её сглазил, но линия всё время получалась кривая, размазывалась, приходилось переделывать, а времени было уже в обрез. Да ещё этот Хафиз, чтоб у него всё отсохло, опаздывал. Чинара уже несколько раз ему звонила, но партнёр не брал трубку. Под конец, когда она уже так разволновалась, что решила не искать больше Хафиза среди живых, он объявился. К Чинаре мгновенно вернулась вся её свирепость.

– Мог уже вообще не приходить, – сказала она.

– Меня задержали в дороге, – затравленно ответил Хафиз.

В первый раз его остановили за превышение скорости. Он откупился. Система оповещения на дороге была налажена отменно: не проехав и ста метров, Хафиз был остановлен ещё одним постом. После краткого спора он оставил здесь ещё некоторую сумму. Дальше он ехал совсем осмотрительно, но забыл пристегнуться ремнём и снова был вынужден дать на лапу третьему постовому, который посмотрел на Хафиза, как на идиота, едва сдерживая ехидный смех. Когда машину тормознули в четвёртый раз, Хафиз выскочил из неё, пытаясь рвать на себе волосы, упал перед сотрудником полиции на колени и закричал:

– Пистолет есть?

– Да, есть, – удивлённо ответили ему.

– Тогда убей меня! Убей меня!

Вокруг них начала собираться толпа, и полицейский увёл Хафиза с его нервным срывом отпаивать чаем в ближайшей чайхане. Денег он с него не взял и даже за чай заплатил сам.

Чинара не стала его слушать, а пошла докрашиваться. Хафиз бродил по лестницам и сцене, хлопая себя по плечам, и переживал не столько из-за чемпионата, сколько из-за того, что глупо выболтал свою тайну, которую уже несколько лет хранил запертой в самой далёкой кладовой своей души. Откровенность нападает в самые неподходящие моменты и в обществе самых ненадёжных людей, а со стороны Чинары Хафиз чувствовал что-то вроде угрозы. Особенно остро он осознал это, когда наконец увидел свою партнёршу в боевом облачении: платье едва прикрывало её тело сверху и снизу, зато сверкало, как взорвавшийся склад пиротехники, а на лице было столько грима, что Чинару едва можно было узнать.

– Э… Отлично выглядишь.

– Спасибо, – отрешённо ответила она, ища кого-то глазами. Найти Учителя был нетрудно – он был подобен белому лебедю среди ворон в своём праздничном костюме, но привлечь его внимание в такой день представлялось неразрешимой задачей. Чинара, как всегда, пошла напролом. Впившись длинными ногтями в рукав Учителя, она вынудила его посмотреть на себя:

– Как вам моё платье?

– О! Красиво. Блестит хорошо. Лопе!!! Номера готовы?! Сейчас будем проводить жеребьёвку. Все выступающие пары сюда! – От его голоса у Чинары звенело в ушах. Его рукав всё ещё находился в плену. Заметив это, Учитель посмотрел на Чинару с недоумением:

– Да, вы что-то хотели?

– Если у вас будет свободная минутка… Кое-что.

– Сейчас, сейчас, – зачастил он, – я должен жеребьёвку провести, потом к вам подойду. Так, где там пара номер восемь? Пара номер восемь! – заорал он в микрофон с отчаянием, которое ему обычно заменяло то, что у других людей называется бешенством. – Ну почему я должен несколько раз вас повторять?!

Чинара приняла мудрое решение оставить его в покое до поры и начала неторопливо разминаться. Демонстрация растяжки всегда привлекала к ней всеобщее внимание, и внимание Учителя в том числе – до тех пор, пока на танцы не пришла эта гибкая, как дождевой червяк, Бану. Она очень беспокоила Чинару, она обладала качествами, с которыми Чинара была не в силах тягаться, например молодостью. Зато у Чинары имелось бесценное преимущество – опыт и наглость в придачу к нему, на них она и уповала.