— Это вообще здорово! — восхитился Панферов. — А то очень неудобно вытряхивать все из карманов в гардеробе. Вам, женщинам, удобнее…

Помогая Анне снять куртку, Панферов мягко и словно невзначай коснулся пальцами ее шеи. На какое-то мгновение, но Анну будто током ударило. «Жуть!» — смущенно подумала она, не желая даже вспоминать, сколько времени она не была с мужчиной. И в ресторане, и вообще.

С мужчинами, несмотря на их кажущееся изобилие, дело обстояло не лучшим образом. Избранник должен был подходить по ряду критериев, установившихся давно, в самом начале студенчества. Критериев было немного, по пальцам пересчитать, но ни одним из них Анна не могла и не собиралась поступиться.

Он должен был быть умным. С дураками скучно. Это раз.

Он должен был быть опрятным чистюлей. «Настоящий мужик могуч, вонюч и так далее» — это из другой оперы. Для других. Это два.

Он не должен был быть сквалыгой и крохобором, причем крохоборство рассматривалось глобально, как опора или подпорка жизненной позиции. Швыряние деньгами Анна тоже не приветствовала. Золотая середина — относиться к деньгам разумно, бережно, но без дрожи в руках и прерывистого дыхания. Это три.

Он должен был быть свободным. Женатики (как гражданские, так и юридические) Анну не вдохновляли. Проблематично, неудобно и противно до омерзения. Это четыре.

Он должен был быть приятным. Сюда входила совокупность качеств — от симпатичной, располагающей, внешности, до нежности в постели. Это пять.

Панферов, кстати, был симпатичным. Голубоглазый блондин скандинавско-поморского типа с хорошей фигурой. Глянешь и сразу ясно, что в спортзал и бассейн человек ходит регулярно, а не полтора раза в три месяца, как, например, это делала Анна. Только нос уточкой и маленький, не под стать всему лицу, подбородок слегка портили впечатление. Но ненамного, можно сказать, что и не портили вовсе.

Всего пять критериев. Если считать по пальцам, то можно обойтись одной рукой. А вот поди же, найди кого-нибудь подходящего по всем пяти.

— Сестренка, ты все усложняешь! — учила жизни Виктория. — Надо жить проще. Увидела подходящего мужика — хватай и пользуйся.

— Пользуются вибратором, — поправляла Анна, — а с мужчинами вступают в отношения.

— Чтобы ими пользоваться! — подхватывала двоюродная сестра. — Кому нахрен нужны отношения, от которых нет пользы?

Напоминать, что пользу каждый человек представляет по-своему, было опасно. Виктория ярилась и выливала на Анну столько цинизма, что хотелось немедля бежать и вымыться с мочалкой под обжигающе горячим душем. Выговорившись, Виктория добрела и предлагала по-родственному:

— Хочешь любого из моих мужиков, кроме Гарусинского, конечно?

Виктория была классной родственницей — чуткой, доброй, отзывчивой, щедрой, незлопамятной… Только мозги слегка набекрень. Разумеется, двоюродная сестра была об Анне того же мнения.

Рекомендаций по выбору блюд Анна давать не стала. Заказала себе салат с брынзой и запеченное филе судака с цветной капустой. Оголодавший Панферов выбрал сытное — «купеческий» салат (тот же оливье, только с утиной грудкой) и телятину в горшочке. С грибами. Пить решили красное вино.

— Бордо, Шато, Шантарель, Кьянти… — Официант перечислял марки, уставившись в потолок, словно считывал их оттуда.

Панферов выжидательно посмотрел на Анну. Анна пожала плечами. Панферов дослушал перечень до конца и заказал «кадарку».

— Вкус, знакомый с детства, — прокомментировал он.

— Веселое, наверное, было детство, — улыбнулась Анна.

— Режимное! — хмыкнул Панферов. — Единственный ребенок в академической семье, причем поздний. Папа — профессор, мама — старший научный сотрудник, бабушка — отставной директор лучшей в городе школы…

— Бедняжка, — улыбнулась Анна. — Искренне сочувствую.

— Мне обычно завидовали, — рассмеялся Панферов. — Прочили грандиозное будущее. Как же, такая семья, такие связи. А будущее не заладилось… Но это грустная тема, лучше не начинать.

— Лучше не юродствовать, — посоветовала Анна. — Можно понять гастарбайтера, который жалуется, что у него не заладилось, но тебе, по-моему, просто грешно…

— Это только так кажется, — тоном бывалого, все повидавшего и все испробовавшего человека, сказал Панферов и столько минора прозвучало в сказанном, что Анна сразу же пожалела о своей оплошности; не стоило развивать эту тему. — Стартовал я неплохо, это так, но потом забуксовал. Ведущий сотрудник — хорошо, как этап биографии, но ужасно, как ее итог.

— Какие твои годы?

— Да уж немалые, пора лабораторией заведовать или еще чем-нибудь… У нас не то, что у вас. У нас все по-другому…

«У нас не то, что у вас» — излюбленная тема немосквичей. У вас — кисельные реки, а у нас и молочных берегов нет. У вас — широкие перспективы, а у нас — убогое прозябание. У вас — все, а у нас — почти ничего. И так далее, и тому подобное, и прочая, и прочая… Панферов, надо отдать ему должное, красок чрезмерно не сгущал, коллег и начальство грязью не поливал, только сетовал на стагнацию и отсутствие перспектив для роста.

— Я считаю, что карьеру надо делать, а не «высиживать»! Сидеть и ждать, пока твой руководитель помрет и освободит место, — это аморально. Да и неэффективно, можно двадцать лет прождать…

Заграница? Заграница хороша только пока смотришь на нее отсюда. Лабораторию там никто мне не даст. Буду опять старшим мальчиком на побегушках, но уже совсем без перспектив. Наши научные кадры там ценятся, но никто не задается вопросом — почему? Потому что согласны пахать за половинные тамошние оклады. Экономика должна быть экономной!..

Смешно признаваться, но уж так и быть — скажу. На первом курсе института я разработал жизненную программу. Так согласно ей в сорок лет мне полагалось быть членкором. И то я думал: «Сорок — это очень долго, я к тридцати пяти управлюсь». Ан нет, не успел…

Молодежь приходит никакая. Из тех, для кого СКВ — это свободно конвертируемая валюта, а не системная красная волчанка. А ТТП соответственно — не тромботическая тромбоцитопеническая пурпура, а трамвайно-троллейбусный парк? Такое впечатление, что в институтах учить перестали…

К тому моменту, как принесли горячее, Анна заскучала. Видимо скука, помимо ее воли, как-то отразилась на лице, потому что Панферов оборвал себя на полуслове и начал задавать вопросы про кафедру и столичную научную жизнь вообще. Нет бы совсем тему сменить. Про научную жизнь и так все ясно, а про кафедру тем более. Впрочем, кафедральными делами Парфенов интересовался вскользь, как бы между прочим. И еще уловила Анна в его поведении некоторую напряженность, как будто Панферов ожидал от их встречи чего-то или к чему-то важному готовился. Важному? У каждого свои представления о важном. Он и занудствовал сегодня, скорее всего, потому, что чувствовал себя неловко. В прежние встречи Анна за Панферовым никакого занудства не замечала.