– Очень остроумно.

– Помню, когда я у тебя жил, кругом валялись философские книжки.

Грейс хлебнул еще виски, улыбнулся:

– Имеешь что-нибудь против тех, кто занимается самообразованием?

– Хочешь сказать, против тех, кто занимается самообразованием исключительно ради того, чтобы не отставать от своих цыпочек?

Грейс вспыхнул. Конечно, Гленн прав. Клио учится на философском факультете Открытого университета, и он изо всех сил старается в свободное время усвоить предмет.

– На больную мозоль наступил? – невесело усмехнулся Гленн.

Грейс промолчал.

Звучал «Райнстоунский ковбой». Оба какое-то время слушали. Рой шевелил губами, повторяя слова, в такт музыке качал головой.

– Господи боже, старик! Только не говори, что тебе нравится Глен Кэмпбелл.

– Честно сказать, нравится.

– Чем больше я тебя узнаю, тем сильней огорчаюсь.

– Настоящая музыка. Гораздо лучше твоего любимого рэпа.

Брэнсон стукнул себя в грудь:

– Это моя музыка, старина. Через нее со мной говорит мой народ.

– Эри она тоже нравится?

Брэнсон вдруг поник, уставился в кружку с пивом.

– Раньше нравилась. Не знаю, что ей теперь нравится.

Грейс отпил из своего стакана. Вкусно и согревает.

– Ну, рассказывай. О ней хотел поговорить? – Он разорвал пакетик с чипсами, запустил туда пальцы, вытащил щепотку, отправил в рот и продолжил, хрустя: – Знаешь, вид у тебя дерьмовый. Жутко выглядишь в последние два месяца, с тех пор как к ней вернулся. Я думал, дело наладилось, ты ей лошадь купил. Она рада? Нет? – Выудил еще щепотку чипсов.

Брэнсон отхлебнул пива.

В пабе стоял чистый запах лака и шампуня для ковров. Грейсу недоставало запаха табачного дыма от сигарет, сигар, трубок. По его мнению, пабы утратили свою специфическую атмосферу после вступления в силу закона о запрете курения. Сам он сейчас с удовольствием затянулся бы.

Клио в последнее время его не зовет, готовя какую-то письменную работу для университета. Надо чего-нибудь съесть, либо здесь, либо дома пошуровать в морозильнике.

Он никогда особенно не умел готовить и теперь понял, что в этом вопросе все больше зависит от Клио. Последнюю пару месяцев она почти каждый вечер кормила его, главным образом здоровой пищей – рыбой или овощами, приготовленными на пару́ или печеными. Ужасается высококалорийной, но не имеющей никакой реальной ценности диете, на которой практически постоянно сидят полицейские.

«Райнстоунский ковбой» кончился, и они посидели в молчании.

Его нарушил Гленн:

– Знаешь, мы не занимаемся сексом.

– С тех пор, как ты вернулся?

– Угу.

– Ни разу?

– Ни разу. Как будто она меня наказывает.

– За что?

Гленн допил свою пинту, прищурился в пустую кружку и встал.

– Тебе еще принести?

– Одинарную, – кивнул Грейс, наплевав, что ему предстоит сесть за руль.

– Как обычно? «Гленфиддиш» со льдом? И с чуточкой воды?

– Значит, память у тебя не отшибло.

– Катись в задницу.

Грейс несколько минут усиленно размышлял, вновь подумав о работе. Пережевывал услышанное на последнем инструктаже в 18:30. Джоанна Уилсон. Ронни Уилсон. Ронни ему давно знаком. Один из брайтонских мошенников. Стало быть, он погиб 11 сентября. Редкий случай. Убил жену? Бригада над этим работает. Завтра начнут копаться в прошлом Ронни и его жены.

Брэнсон вернулся.

– Что ты имеешь в виду, Гленн, говоря, будто Эри тебя наказывает?

– Когда мы с ней только сошлись, целыми днями трахались. Знаешь? Просыпались и начинали. Шли куда-нибудь поесть мороженого, возвращались и снова в постель. Вечером опять кувыркались. Как бы в нереальном мире. – Он одним махом высосал почти полкружки пива. – Ладно, я понимаю, что так не может вечно продолжаться.

– То было в реальном мире, – возразил Грейс. – Просто реальный мир становится другим. Моя мама всегда говорит, что жизнь – главы в книге. В разное время происходят разные вещи. Жизнь постоянно меняется. Знаешь один из секретов счастливого брака?

– Какой?

– Не служить в полиции.

– Смешно. По иронии судьбы именно ей хотелось, чтоб я там служил. – Гленн затряс головой. – Не могу понять, чего она целыми днями злится. На меня. Знаешь, что нынче утром сказала?

– Сообщи.

– Будто я нарочно мешаю ей спать. Например, понимаешь, встаю ночью, писаю в унитаз и специально целюсь в воду, чтоб громче плескало. Говорит, если б любил ее по-настоящему, то писал бы вбок.

Грейс вылил содержимое нового стакана в старый.

– Шутишь.

– Серьезно, старик. Все делаю не так. Говорит, у нее есть свои интересы, а моя полицейская карьера пусть катится в задницу. Будет по вечерам уходить, не собирается сидеть привязанной к детям, это моя обязанность. Если я задерживаюсь на работе, то должен искать нянек.

Грейс потягивал виски, гадая, не завела ли Эри роман. Но не желал расстраивать друга, высказывая подобное предположение.

– Так жить нельзя, – заявил он.

Брэнсон схватил свои чипсы, высыпал весь пакет в пригоршню.

– Я люблю своих детей, – сказал он. – Не могу пойти на развод, изваляться в сопутствующем дерьме, а потом видеться с ними раз в месяц пару часов.

– И давно это тянется?

– С тех пор, как она помешалась на самосовершенствовании. По понедельникам вечерние курсы английской литературы, по четвергам архитектура, в промежутке прочая хреновина. Я ее больше не понимаю, не могу достучаться.

Посидели в молчании. Наконец Брэнсон изобразил веселую улыбку:

– Так или иначе, свой сортир самому надо чистить, правда?

– Нет, – сказал Грейс, хотя знал, что, если Эри вновь выставит Гленна, ему снова придется терпеть невыносимого жильца. Пару месяцев назад Брэнсон временно у него поселился, и в доме было бы больше порядка, если б туда вторгся слон, объевшийся мухоморов. – Думаю, это наше общее дело.

Гленн улыбнулся впервые за весь вечер. Заглянул в пакетик от чипсов с легким разочарованием, словно надеялся, что он опять наполнился.

– Ну а что Кэссиан Пью? Прошу прощения… суперинтендент Кэссиан Пью?

Грейс пожал плечами.

– Отхватил у тебя кусок пирога?

Он улыбнулся:

– По-моему, был такой план. Но мы отложили его в дальний ящик.

Октябрь 2007 года