Эбби от ужаса чуть не вырвало. Давно ли она сидит здесь? Попыталась переменить положение, но путы слишком крепкие.

Он ушел? Все забрал, а ее тут оставил?

Болит живот и желудок. Тело немеет под тугим пластырем, по правой руке забегали колючие мурашки. Жесткое сиденье впивается в ягодицы.

Она старалась вспомнить, что находится за унитазом, обо что можно было бы разорвать липкую ленту. Ничего не припомнила.

Включен свет, поэтому в вытяжке крутится вентилятор. Вот откуда жужжание.

Страх перешел в отчаяние. Он ушел. После всего, что она претерпела. Как можно было допустить такое? Как можно быть такой дурой? Как, как, как?..

Отчаяние превратилось в злость.

А потом снова в страх при виде шевельнувшейся тени.

11 сентября 2001 года

Сидя на краю углового дивана в гостиной, Лоррейн открутила крышечку с миниатюрной бутылочки водки, вылила содержимое в стакан на кубики льда и ломтик лайма. Недавно сестра принесла полный пластиковый пакет бутылочек, запас которых у нее, по-видимому, неиссякаем. Должно быть, в полетах таскает из бара.

Девять вечера. На улице почти стемнело. По-прежнему идут новости. Лоррейн весь день смотрит сквозь слезы повтор жутких картинок и заявлений политиков. Сейчас на экране люди, собравшиеся в пакистанской телестудии: врач, консультант по информационным технологиям, горластая теледокументалистка, директор компании. Она ушам своим не верила. Все одобряют сегодняшние события в Америке.

Дотянулась до пепельницы, полной окурков, раздавила сигарету. Сестра Мо на кухне готовит салат, разогревает пасту. Лоррейн смотрела на экран, слушала, изумлялась. Это ж цивилизованные люди… Один из них радостно рассмеялся:

«Соединенным Штатам Америки пора понять, что нельзя больше командовать миром. Нам не нужны их ценности. Сегодня они получили урок. Сегодня им в свою очередь врезали по носу!»

Документалистка кивнула и принялась энергично развивать его доводы.

Лоррейн взглянула на стоявший рядом телефон. Ронни не звонит. Тысячи человек погибли… А они рады? Мужчины и женщины выпрыгивали из небоскребов… Это называется «врезали по носу»?

Схватила трубку радиотелефона, прижала к горящей щеке.

Ронни, милый, позвони, позвони! Пожалуйста. Пожалуйста…

Мо вечно о ней заботится. Будучи всего на три года старше, держится с младшей сестрой так, будто их разделяет целое поколение.

Правда, они совсем разные. Отличаются не только цветом волос – Мо почти угольно-черная – и внешностью, но и отношением к жизни, и складывающейся судьбой. У Мо хорошо сформированная, округлая, пышная от природы фигура, она милая, добрая, счастье само плывет ей в руки. Лоррейн пять лет терпела унизительные, до ужаса дорогостоящие и в конце концов безуспешные попытки искусственного оплодотворения. Мо способна забеременеть, только подумав о мужнином члене. Родила троих детей одного за другим, и все они выросли очень хорошими. Счастлива с тихим, непритязательным мужем-чертежником в своем уютном маленьком доме. Иногда Лоррейн хочется поменяться местами с сестрой. Быть всем довольной, вместо того чтобы страстно жаждать красивой жизни.

– Лори! – взволнованно крикнула с кухни Мо, вбежала в комнату, и в душе на секунду вспыхнула надежда. Может, заметила в новостях Ронни? Но лицо старшей сестры потрясенно застыло. – Скорей! Твою машину увозят!

Лоррейн соскочила с дивана, сунула ноги в туфли, помчалась к дверям, распахнула. На короткой подъездной дорожке стоял грузовик-эвакуатор с янтарными мигалками на крыше. Двое крепких с виду мужчин загоняли кабриолет БМВ на платформу по железным полозьям.

– Эй! – закричала она, бросившись к ним. – Что вы делаете, черт побери?

Мужчины продолжали толкать машину, медленно двигавшуюся вперед. Когда Лоррейн подбежала, тот, что был повыше, сунул грязную руку в нагрудный карман и вытащил пачку бумаг.

– Миссис Уилсон?

Лоррейн вдруг растерялась, утратила самоуверенность.

– Да…

– Мистер Рональд Уилсон ваш муж?

– Да…

Мужчина предъявил документы, смягчил тон и почти виновато сказал:

– Компания «Интер-альянс». К сожалению, мы вынуждены изъять машину.

– Что это значит?

– Платежи не поступают полгода. Мистер Уилсон нарушил условия договора.

– Здесь какая-то ошибка…

– К сожалению, нет. Ваш муж проигнорировал три предупредительных извещения, которые ему были посланы. По условиям договора компания имеет законное право на конфискацию.

Задние колеса голубого БМВ перевалили через верхнюю бровку, встали на платформу. Лоррейн ударилась в слезы:

– Пожалуйста, прошу вас… Вы сегодня новости видели? Мой муж там… в Нью-Йорке. Я с ним пытаюсь связаться. Мы наверняка все уладим.

– Он должен обратиться в компанию завтра, мэм. – В голосе мужчины звучало сочувствие, но говорил он твердо.

– Слушайте… я… прошу вас, оставьте сегодня машину!

– Вот номер, по которому надо завтра позвонить.

– Но… я не смогу выкупить. Не смогу расплатиться… У меня там вещи. Диски, талоны на парковку, темные очки…

Мужчина махнул рукой:

– Идите берите.

– Спасибо, – проговорила Лоррейн. – Тысяча благодарностей.

Октябрь 2007 года

Содрогаясь от ужаса, Эбби смотрела на кравшуюся тень, слышала скрип кроссовок по сверкающим доскам пола в холле и шорох бумаги.

Наконец возник Рики.

Встал в дверях, небрежно прислонившись к косяку, в расстегнутой кожаной куртке мотоциклиста поверх грязной белой футболки. Трехдневная щетина, сальные волосы, голова как бы приплюснута шлемом. Совсем не такой, каким она его видела в последний раз. Не отдыхающий пижон, а загнанный зверь. Всего за пару месяцев постарел, исхудал, лицо осунулось, веки покраснели, под глазами отвисли мешки. От него шел дурной кислый запах.

Господи, как он мог ей когда-то нравиться?

Рики улыбнулся, словно прочитав ее мысли.

Но не той улыбкой, которая хорошо ей знакома. Как будто надел маску с улыбкой. Она бросила взгляд на часы у него на руке. 10:50. Почти четыре часа провела в бессознательном состоянии?

Увидела почтовый конверт. Он высоко его поднял, перевернул, высыпал содержимое на пол – пятничные выпуски «Таймс» и «Гардиан».

– Рад снова тебя видеть, Эбби.

Она попыталась заговорить, попросить, чтобы он ее развязал, но из горла вырывалось лишь глухое мычание.

– Хорошо, что ты тоже рада. Меня слегка заинтересовало, зачем отправлять кому-то старые газеты? – Он взглянул на адрес. – Некой Лоре Джексон. Родмелл, Стейбл-Коттеджс, шесть. Твоя старая подруга? Для чего ей газеты? На мой взгляд, никакого смысла. Конечно, может быть, я чего-то не знаю. Чего-то не понял. Может, в Родмелл газеты не доставляют?