Он тут же откликнулся. Прежде чем Брайан смог при ступить к делу, ему пришлось выслушать целую кучу жалоб — на погоду, на травлю со стороны нефтяных картелей, на тупых чиновников. Наконец Кирхберг понемногу успокоился.

— Посмотришь в базе одно имя? — спросил Брайан.

— Отлично, — ответил Кирхберг. — Именно этого мне сейчас и не хватало: лишней работы. Давай!

— Томас Джинн. — Брайан продиктовал имя и фамилию по буквам.

— А на кой тебе этот джинн?

— Работа.

— Очередной изверг из Штатов? Детоулучшатель? Органы оптом и в розницу?

— Вроде того.

— Хорошо, проверю, как будет время. С тебя бутылка.

— При первой же встрече, — сказал Брайан.

Про это он Зигмунду и Вейлю тоже сообщать не стал.

* * *

На следующее утро из принтера выскользнула фотография — вместе с неподписанным письмом.

Брайан взглянул на нее, положил на стол лицевой стороной вниз, потом опять взял в руки.

Он видел и худшее. Он тут же безотчетно подумал о теле на окраине парка, где двадцать лет назад был церковный пикник, — о теле между обнаженными корнями дубов, с глазами, подернутыми молочной пеленой, по которым ползали муравьи. Он так же непроизвольно схватился за живот.

На снимке был труп старика, выброшенный на скалы в соляных разводах. Его покрывали пятна — то ли множественные ушибы, то ли просто следы разложения. Несомненно было одно: старик был убит пулей в лоб.

В неподписанном письме говорилось: «Тело найдено на берегу в районе Южного Поста два дня назад. Документов не было, идентифицирован как Томас В. Джинн (ДНК-архив Торгового флота США). Один из ваших?»

Похоже было, что мистер Джинн ушел с пикника и попал куда не следовало. Как и Лиза, подумал Брайан. И ему вдруг стало по-настоящему страшно.

* * *

Днем он опять позвонил Кирхбергу. На этот раз Петер был не таким словоохотливым.

— Я получил твое послание, — сказал Брайан.

— Не стоит благодарностей.

— Что ты имел в виду под «одним из наших»?

— Мне бы не хотелось сейчас это обсуждать.

— Ты имел в виду, американец?

Кирхберг молчал. Один из ваших. Ну да, американец. Или Петер хотел сказать, что Томас Джинн имел отношение к Генетической Безопасности? Или… что его смерть имеет отношение к Генетической Безопасности? «Один из тех, кого вы…»

— У тебя есть еще что-нибудь ко мне? — спросил Кирхберг. — А то у меня много работы, времени совсем нет…

— Если можно, окажи еще одну услугу, — сказал Брайан. — Еще одно имя. Роберт Адамс.

Не сказав больше ничего — ни по-марсиански, ни по-английски, — Айзек погрузился в сон. Разбудить его было невозможно. Четвертые по-прежнему дежурили у его постели, но не могли понять, что с ним происходит и как ему помочь. Впрочем, физически его состояние как будто бы не внушало опасений.

Сейчас с ним сидела Сьюлин Муа. По щелочным пескам за окном тянулись закатные тени. Айзек спал уже два дня. С утра — как часто бывало в это время года — над горами разразилась недолгая гроза, с молниями и громом, но почти без дождя. К вечеру гроза прекратилась, прояснившееся небо сияло чистейшей бирюзой. Воздух пах свежо и терпко. Но мальчик все не просыпался.

От короткого дождя в песках на западе расцвели веретенообразные растения. Кто знает, может, там в пустыне ожило и еще что-то. Вроде зрячей розы Айзека.

Внешне Сьюлин выглядела как всегда спокойной. На самом деле ее охватывал ужас.

Айзек разговаривал голосом Эша.

Не то ли это, что в старину называли «страх и трепет»? Гипотетики — не боги в том смысле, в каком она понимала это простое, хотя и странно растяжимое слово. Но они могущественны и непостижимы, как боги. Ей не верилось, что они обладают сознанием и волей. Даже само слово «они» — ошибка терминологии, грубый антропоморфизм. Но когда «они» являют себя, естественное человеческое желание — сжаться, спрятаться, как у кролика при виде лисы, у лисы — при виде охотника.

«Второй раз в жизни, — думала Сьюлин. — Это мой личный крест — видеть это повторно».

Грудь Айзека вздымалась и опадала в такт его дыханию. Сьюлин то и дело задремывала, иногда проваливалась в сон — мгновенный и глубокий, — как бывало с ней только в детстве. Ей снилась тогда другая пустыня, где горизонт — совсем близко, а небо — темно-синее. Там тоже были скалы и песок. Из песка росло множество ярких трубчатых и угловатых растений, словно материализовавшиеся горячечные видения. И там тоже был мальчик. Не Айзек — тот, другой… первый. Более хрупкий, с более темной кожей, но с такими же странными глазами в золотых крапинках. Он лежал там, где упал, потеряв силы от истощения, и хотя рядом со Сьюлин было множество взрослых, она первой подбежала к нему.

Мальчик открыл глаза. Больше ему ничто не повиновалось: его туловище, руки и ноги обвивали сплетающиеся не то веревки, не то лианы. Эти безумные растения пригвоздили его к земле, а некоторые проросли сквозь его тело.

Он должен был быть мертв. Никто не выживет, если его проткнуть насквозь, как шашлык.

Но мальчик открыл глаза и прошептал: «Сьюлин…»

* * *

Она проснулась, сидя на стуле возле кровати Айзека и вспотев от сухого жаркого воздуха. В дверях стояла миссис Рэбка и смотрела на нее.

— У нас собрание в столовой, — сказала она. — Нам бы хотелось, чтобы вы тоже присутствовали, мисс Муа.

— Хорошо. Я приду.

— С Айзеком все по-прежнему?

— Да, — сказала Сьюлин, добавив про себя: пока по-прежнему.

* * *

Это не была кома — просто сон, но очень глубокий и длившийся много дней. Однажды вечером Айзек проснулся. Рядом не было никого.

Он чувствовал себя… странно.

Его чувства обострились. Ум работал не просто ясно, а яснее, чем когда-либо. Восприятие стало более четким и сфокусированным: ему казалось, что он мог бы, если б захотел, сосчитать все пылинки в воздухе, хотя комнату освещала только маленькая лампа возле кровати.

Ему нестерпимо хотелось на запад. Он чувствовал зов того, что там — вдали. Это нельзя было описать никакими словами из тех, что он прежде знал. Исполненность, окрыленность? Любовь? Жажда? Он был чему-то очень нужен. А это что-то — ему.

Он не собирался опять уходить из поселка. Не сейчас. Его первый, инстинктивный поход на запад не привел ни к чему, не считая встречи с розой, — и не было смысла повторять это, пока он не окрепнет. Лишь бы только выбраться из тесных стен комнаты. Вдохнуть воздух пустыни, почувствовать его кожей.