Е. А. Гольбрайх:

Курляндия. Уже сообщили, что Берлин взят. Взяли высотку, готовимся к атаке, саперы сделали проходы в минных полях перед нами. Напротив немецкие доты и четыре вкопанных в землю танка. До немцев метров триста. День «не обещал быть приятным». Смотрим: над немецкими траншеями шатаются белые флаги и исчезают. Все разочарованно вздыхают и матерятся. Вдруг белый флаг твердо возвысился над бруствером. На всякий случай артподготовку мы отменили. К нашим окопам никто не идет, видно, боятся получить в спину пулю от своих. Все смотрят на меня. В роте я один знал немецкий язык, и иногда приходилось допрашивать пленных. Боец, стоявший рядом, мне говорит: «Да если что, мы от них мокрое место оставим». И оставят… Такое подразделение… Только я не увижу того самого мокрого места. Встаю демонстративно на бруствер, снимаю пояс с пистолетом, кладу на землю автомат. Достаю носовой платок, цветом отдаленно напоминающий белый, и на негнущихся ногах иду в сторону противника по разминированной тропинке. Тишина. Фронт замер. Вдруг сзади шаги. Один из наших штрафников, молодой и здоровый парень, меня догнал. Пошли дальше вдвоем и добрались до немецкой обороны целыми. Спустились к немцам в траншею. А они митингуют, кричат, на нас кидаются. Половина из них со знаками войск СС. Да, попали… Мой солдат нервничает, пот с него градом катится, да и я тоже гранату в кармане «ласкаю»… Немцы говорят быстро, я от волнения слов не разберу. Привели к оберсту. А у меня ступор, кроме — «Сталин гут, Гитлер капут», не могу ничего внятно сказать. С трудом овладел собой и командным голосом заявляю: «Гарантируем жизнь, питание, сдаваться выходить колонной через проход в минном поле, следовать строем в наше расположение» и тд. и т. п. Оберст только головой кивает, понял, что я еврей, до разговора со мной не унижается. Пошли назад, я все эти метры ждал выстрела в спину. Обошлось. Когда немцы шли сдаваться, бойцы кричали «Ура!» и обнимались. Все понимали, что война для нас кончилась и мы остались живы!!! Пленных немцев разоружили, «освободили» от часов и отправили дальше в тыл.

По случаю завершения войны весь личный состав нашей роты был амнистирован.

Закономерен вопрос, сказывалось ли пребывание человека в штрафной части на его дальнейшей судьбе?

Е. А. Гольбрайх:

Допустим, штрафник искупил вину кровью и вернулся в обычную войсковую часть. Влиял ли факт его пребывания в штрафных подразделениях на дальнейшую карьеру или награждения? Возвращали обычно с понижением в должности, а иногда и в звании. Немало бывших офицеров-штрафников в конце войны командовали батальонами и полками. Я таких двоих знал лично. В наградах за последующие боевые достижения, как правило, ограничивали. В штабных канцеляриях перестраховщиков хватало всегда.

Дело, разумеется, было не только в перестраховщиках и интриганах. Говоря отвлеченно, законодательство не предусматривало ущемления прав штрафников по отбытии ими наказания. Больше того, Президиум Верховного Совета СССР по случаю победоносного завершения войны с гитлеровской Германией 7 июля 1945 г. объявил амнистию (в Вооруженных силах указ был объявлен для руководства 18 июля). Она означала, что военнослужащие, осужденные с применением отсрочки исполнения приговора до окончания войны — а такие среди штрафников составляли большинство, освобождались от наказания, и с них снималась судимость.[109]

Но среди прошедших штрафные части было немало ранее находившихся в плену или в окружении, проживавших на оккупированной территории, а людям, которым выпала такая участь, власть откровенно не доверяла. Нередкими были случаи, когда по окончании войны узника фашистского лагеря, к этому времени уже доказавшего преданность стране собственной кровью, в том числе в штрафной части, отправляли уже в советский лагерь. Да и у тех, кто избежал воронки ГУЛАГа, жизненный путь складывался сурово.

И. И. Коржик:

Я много раз после штрафбата пытался вернуться в авиацию. Ведь к тому времени я имел на своем счету 150 ночных боевых вылетов, был награжден орденом Красного Знамени. Но меня отправили в глубокий тыл, в запасной полк… Уже не говорю о том, что над штрафниками еще долго висел дамоклов меч и после их демобилизации.

Понятны чувства фронтовика. Едка, как полынь, горечь человека, бе33аветно воевавшего за Отечество, но так и не ощутившего полного доверия государства. Он был сбит над территорией врага, ушел в партизаны, до самого соединения со своими не выпускал из рук оружия, после чего был обидно уравнен штрафбатом с каким-нибудь трусом или растратчиком, но честно отвоевал и там. Однако в глазах власти так и остался человеком второго сорта.

Надломленные сверхбдительностью «компетентных органов» судьбы И. И. Коржика, тысяч и тысяч его собратьев по несчастью — веское обвинение сталинскому режиму, нередко относившемуся к людям, как к щепкам при рубке леса, как к пыли на ветру. Но фронтовики, победители фашизма, не желали мириться с такой участью.

Н. Тарасенко:

Моя судьба — это судьба многих офицеров, прошедших через штрафные батальоны, смывших свою вину кровью. И попытки очернить их сравнением с предателями, изменниками, облечь в образ уголовного отребья, по крайней мере, непорядочно и негуманно.

Здесь настолько все ясно, что любое добавление излишне.

В нашем распоряжении, разумеется, нет каких-то универсальных весов, на чаши которых достаточно положить вклад в победу отдельного человека или огромного коллектива — и будет все ясно, кто и какой вклад внес в победу. Но если исходить из объективных критериев — количества штрафных частей и численности их личного состава, вооружения, боевых возможностей, то любому непредвзято настроенному человеку остается признать: утверждения, что без штрафников и война не была бы выиграна, не просто преувеличение, они явно идут против правды. Невольно возникает вопрос: если штрафники играли ключевую роль, то где же были и что делали на войне авиаторы, артиллеристы, танкисты, сапёры, воины других родов войск?

Н. Г. Гудошников:

Пусть досужие баталисты от пера не придают большого или даже исключительного значения штрафным подразделениям. Из-за своей малочисленности и слабой огневой мощи они использовались на локальных участках фронта, обеспечивая успех полкам, дивизиям, в оперативном подчинении которых состояли.

Попробуем, опираясь на документы и рассказы фронтовиков, определить, какие задачи были штрафникам по плечу.

Е. А. Гольбрайх:

Бытует мнение, что штрафные части сыграли решающую роль в войне и они чуть ли не главные творцы Победы. Это заблуждение.

Да, штрафники воевали отчаянно. Но обстановка была такой, что и обычным частям было не легче. Армия может занимать по фронту, в зависимости от обстановки от нескольких километров до нескольких десятков километров. В последнем случае командование не станет перебрасывать на нужный участок штрафную роту. Передвижение этого, не совсем обычного подразделения вдоль линии фронта, в ближнем тылу чревато неприятностями. В штрафные роты не набирались «лучшие из лучших». Совсем даже наоборот… И в разведку боем будет назначен обычный стрелковый батальон, свежий, либо с соседнего участка, и очень редко тот, который занимает здесь оборону. Чистая психология — солдат приживается к своей траншее, к своему окопу, и ему труднее покинуть обжитое место и подняться в атаку. Это учитывается.