Он задумчиво, как настоящий вождь, кивнул.

— Все девственницы ведут себя так.

— Ты настолько уверен, что я девственна?

— Если нет, то тебе лучше сразу сказать об этом.

Элпин озадачило, что Малькольм стал таким впечатляющим мужчиной и пользуется таким уважением.

— Что ты дашь мне в обмен на мою невинность? — требовательно спросила она.

— Хм, — он глядел на ее губы. — Я дам тебе нежность, внимание и ночь любви, которую ты никогда не забудешь.

Его обещания вдохновили ее. Элпин опасалась, что ее попытки противиться обаянию Малькольма Керра обречены на неудачу. Она чувствовала себя хрупким деревцем, гнущимся под ветром его желаний.

И все же столь самоуверенное заявление не должно было остаться без ответа.

— Как говорит Иланна, ты самоуверенный тип.

— Утром посмотрим, кто из нас излишне самоуверен.

Саладин решил, что, если Иланна еще раз назовет его упрямцем, он схватит ятаган и разрубит спинку кровати. А если она не прекратит нервничать, он привяжет ее к стулу, несмотря на то что не может даже пальцем пошевелить.

За полчаса, прошедшие с того времени, как Малькольм и Элпин покинули их, Иланна не произнесла и дюжины слов. Ему казалось, что он догадывается о причинах подобного поведения. Он только не мог взять в толк, как получилось, что их отношения, начавшиеся десять дней назад в саду с нежных поцелуев, закончились яростной ссорой.

— Ты спасла мне жизнь, но не хочешь разговаривать со мной. Почему?

Она стояла рядом с книжкой полкой и водила пальцем по страницам богато украшенного Корана.

— Мусульманин достаточно умен, чтобы догадаться.

Он смотрел на ее тонкую талию и красиво ниспадающую юбку. Мягкая хлопчатобумажная ткань в вертикальную полоску — желтого и темно-синего цветов подчеркивала ее не обычный рост и очень шла к темно-коричневой коже. Повязка из той же ткани прикрывала волосы, открывая длинную шею.

Саладин почувствовал возбуждение. Он был слишком околдован этой женщиной, чтобы держать свои желания в узде, и в то же время слишком слаб, чтобы осуществить их. Аллах послал ему ее, и это так же верно, как то, что гора сама пришла к Магомету. Наверно, Пророк решил, что Саладин Кортес смирится духом, если ему удастся понять и завоевать Иланну.

— Зачем ты спасла меня?

Она повернулась. Губы плотно сжаты, в глазах поблескивает нетерпение.

— Дурацкий вопрос.

Общаться с ней так же трудно, как пытаться растолковать учение Аллаха фанатику христианину. Возможно, нужно действовать прямо.

— Тогда объясни, почему при нашей первой встрече ты вела себя смело, как любимая жена султана, а теперь предпочитаешь держаться на расстоянии. Если помнишь, ты просила меня поцеловать тебя.

Она уперла руки в бедра. Платье туго натянулось на груди.

— Африканской принцессе милее навозные мухи, чем игры в тяни-толкай с упрямым мусульманином.

Саладин с грустью осознал, что у него не хватит сил вытащить ятаган из ножен, даже если эта фурия начнет рвать на части последний экземпляр Корана.

— Тяни-толкай? Звучит интересно, — он похлопал рукой по матрасу. — Иди сюда. Расскажи мне, что это значит.

Она подошла ближе, но остановилась возле сундука, в котором хранилась его зимняя одежда.

— То же, что миссионеры называют продолжением рода.

Ну что ж, по крайней мере она приблизилась к нему. Это уже плюс, если учитывать обстоятельства.

— Интересная манера говорить.

— Манера? — она вздернула подбородок. Лебединая шея напряглась. — Манеры — это то, чего у тебя нет. Даже аквамо, пожирающие грязь, ведут себя вежливее, чем обожествляющие растения мусульмане!

Он мог представить ее предводительницей племени, которой платят дань ашанти. Он готов был предложить ей все, что угодно, но не мог, поскольку она наотрез отрицала, что в их последнем столкновении была и ее вина.

Он протянул руку.

— Иди сюда, принцесса.

Она посмотрела на матрас. В ее глазах светилось желание.

«О Аллах, — подумал он, — что я совершил, что ты наградил меня этой женщиной?» Как бы там ни было, Саладин намеревался воспользоваться счастливым случаем.

Он искал тему для разговора.

— Расскажи мне о твоих снадобьях.

— Не о чем рассказывать, — она посмотрела на ятаган. — Просто хорошее лекарство.

Он хотел найти путь к ее сердцу.

— Спасибо, что ты спасла меня. Теперь я навеки твой должник.

— Никаких долгов, — она обиженно провела пальцами по старому дереву сундука. — Ты уже расплатился. Ты ничего не должен.

У Саладина бурчало в животе. В висках пульсировала боль. Он никогда не брал в рот спиртного, но теперь понимал, как должен чувствовать себя Малькольм, когда ему случается перебрать эля.

Ему нужно было разговорить Иланну.

— Ты считаешь, что я заболел потому, что вел себя, как скотина?

— Откуда принцесса ашанти может знать, что чуть не превратило тебя в мелкую пыль? — с небрежным изяществом записной кокетки поинтересовалась она.

— В мелкую пыль?

— Это то, что оставляют от человека джунгли. Высохшие кости. Пыль в гробу мусульманина.

Гробом мусульманина становилась мать-земля, но он решил пока не объяснять законов своей религии: это вряд ли поможет ему достичь цели.

— Многие мои единоверцы считают, что человек должен стать рабом того, кто спас ему жизнь.

— Рабство — плохо. Очень плохо. Саладин выругался про себя: надо же было додуматься заговорить о том, что наверняка вызовет у нее злость:

— А почему бы не поработить сердце? — тихо предложил он.

Она двинулась к двери.

— Для этого нет времени.

Он должен остановить ее. Используя самый избитый прием, Саладин закашлялся и застонал.

Она метнулась к постели. Придерживая его так, как раньше, она поднесла к его губам стакан.

— Вот. Пей медленно, медленно. Не поперхнись.

Он сделал глоток, почти не чувствуя вкуса апельсинового напитка. Все его внимание было поглощено ее мягкой, пышной грудью. Иланна пахла сладкими травами и мускусом, и этот запах влек к себе Саладина.

Когда она убрала стакан, он прошептал:

— Мне очень жаль, что я испортил твое платье.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала. Потом вздохнула:

— Мне тоже очень-очень жалко твою книгу.

Он мог бы поведать ей об одиноком мужчине, который отказался от всех желаний тела и души, чтобы жить в чужой стране, с людьми, которыми он восхищался. Она заставила его отказаться от давным-давно принятого решения. Он много дней копался в своей душе, пытаясь понять причины своего недовольства.