Юрг невольно вздохнул: с таким же успехом он мог обучаться летать. Откровенно говоря, этот инопланетный визитер загостился у них на Джаспере, но, с одной стороны, лишний меч, когда дружина отправлялась в поход, чуточку увеличивал гарантию безопасности и моны Сэниа, и малышей, правда, чуточка эта была микроскопической, но все-таки. К тому же Юрг и сам был в этом мире чужаком, правда, уже признанным за своего, уже совсем адаптировавшимся, по в чем-то Харр был ему даже ближе, чем вся дружина вместе взятая. Притом не надо сбрасывать со счетов и скуку, которая несомненно должна была рано или поздно появиться гнусной ползучей тенью в их уединенном пристанище, особенно тогда, когда большинство дружинников исчезало и принцессе оставались только материнские хлопоты и воспоминания о тех временах, когда предводительницей летучего отряда была она. Во всяком случае, Юргу думалось именно так.

Да и сам он сейчас чувствовал себя претоскливо – то ли из-за несостоявшейся встречи на каменистом склоне, то ли оттого, что, глядя в ночное небо, он вдруг впервые ощутил себя невыразимо далеко от собственной Земли – так далеко, что сейчас, припоминая свои первые впечатления от полета к Марсианской орбитальной станции, он только усмехался. Тоже мне даль! Вот сидит он на пороге высушенного жаврова остова, глядит в галактическую даль, и знает, что нет уголка, в который не перенесли бы его верные вассалы. Беда только в том, что уголков этих невообразимое множество – не выбрать, куда податься.

И ли в одном – подумать только: ни в одном он не может укрыть свою жену с двумя малышами так, чтобы быть на все сто процентов спокойным за их безопасность. Неужели крэги успели заполонить всю Вселенную? Конечно, нет; но появиться они могли где угодно и когда им вздумается. Пример тому Земля. И как, черт их подери, им это удается?..

Кажется, он заскрипел зубами от бессилия.

– Что? – раздался из-за спилы шепот жены.

– Сигарету бы, – вздохнул он. – Была такая радость на первом курсе.

Она переступила порог и устроилась рядышком – тоже босоногая и полуодетая. К счастью, комаров тут не водилось.

– Она блондинка? – спросила она подозрительно безразличным тоном.

– Кто?

– Эта… Сигарета.

– О, да! Пока не сгорит.

Она засмеялась, и Юрг с облегчением понял, что это – хорошо разыгранный экспромт.

– Я не знаю, как это принято у вас на Земле, но у нас полагается отвечать визитом на визит. Поэтому я думаю вот что… – Мона Сэниа на секунду задумалась, пошевеливая губами. – Завтра во дворец полетят Эрм – как самый представительный, Сорк – как самый наблюдательный и Пы – как самый простодушный, при котором можно болтать о чем вздумается, не стесняясь. А мы с тобой – и с чадами, разумеется – отправимся в гости к Ушинь. Я ее домик видела, так что с утречка могу послать туда голос с предуведомлением, чтобы не свалиться чересчур уж непрошенными.

– А что так вдруг? – осторожно поинтересовался Юрг.

– Во-первых, через день-другой ты уже куда-нибудь умчишься, искать себе новых ушастиков или рассказывать об их проделках Стамену.

«Ни хрена себе проделки, – мелькнуло в голове у Юрга. – Да и ушки тоже. Хорошо, я тебе не все рассказываю…» В соответствии с этой здравой, с его точки зрения, убежденностью, он и тут промолчал.

– Во-вторых, – продолжала жена вопреки обычной женской особенности так и останавливаться на «во-первых», – она приглашала в гости нашего по-Харраду. Персонально.

– А «в-третьих» будет? – поинтересовался муж.

– Будет. В-третьих, это единственное место во всей Вселенной между Ушинь и Алэлом, где я почему-то буду чувствовать себя в абсолютной безопасности.

Недаром на Земле говорят, что муж и жена – одна сатана. Последний, похоже, был крупным мыслителем. Если и жена у него была не безмозглая красотка, и думали они одинаково, как вот сейчас у него получилось с Сэнни, – просто удивительно, как они не одолели Всевышнего?

Все самое сказочное происходило на Джаспере почему-то по вечерам. Каменные ступени, ведущие к королевскому дому – никак не вязалось с ним пышное именование «дворец», – еще источали золотой жар летнего дня, но с моря, уже потемненного предвкушением грядущей ночи, подымалась йодистая целебная прохлада, навстречу которой жадно раскрывались смежившие свои лепестки питомцы королевского сада – здешняя Флора, как видно, блюла сиесту. Ушинь выпорхнула им навстречу, как пуховый шарик – свежая, розово-серебряная, с нежной сетчатой полумасочкой. Нарисованной, естественно. Вместе с ней на гостей снизошел волшебный дух вишневого пирога с ромом, отчего Харр по-Харрада, начисто отметая легенду о собственном благородном происхождении, бесстыдно зачмокал губами.

Ушинь звонко расхохоталась и, осыпая гостей приветствиями, где каждым вторым словом было – «милые вы мои», повела их не в дом, а еще выше, в тот самый садик, который был расположен над ним, на следующем скальном уступе, так что усыпанная морскими пестроцветными камушками площадка оказалась крышей королевского далеко не обширного дома. Сад был зеленой коробочкой, открытой только стороной, обращенной к морю; стены и свод ее были образованы тщательно подровненным кустарником, по ветвям которого струились вверх разноцветные махровые вьюнки. Сад прямо-таки дышал благодатью сосуществования друг с другом как растений, так и людей.

Две девицы – к сожалению, не красавицы, но привлекающие той потаенной силой, которая рождается молодостью, уверенностью в себе и исполнением самых заветных желаний, при виде гостей порывисто поднялись из-за деревянного стола, занимающего чуть ли не все пространство садика.

– Мои дочери… – Ушинь не успела договорить, как Харр по-Харрада, бесцеремонно сунув ей в руки запеленутую Фирюзу, ринулся вперед с буйством вепря и, пав на колено, протянул руки одновременно к обеим царевнам

У них хватило мужества не шарахнуться, по обе непоправимо смутились, чем привели в недоумение королеву-мать.

– Моя старшая, Радамфань, – представила она гостям ту, чей лоб и подбородок были изукрашены сложнейшим геометрическим узором, выписанным с каллиграфической тщательностью. – Она продолжает летопись Первозданных островов.

По тону Ушинь сразу стало ясно, что старшая дочь – ее любимица.

– А это вторая, Шамшиень. – Нет, пожалуй, истинной любимицей была именно эта, чью простоватую румяную физиономию чуть ли не сплошь покрывали изображения крошечных райских яблочек – издали их можно было бы принять за очень крупные веснушки. – Ее руки украшают и наш сад, и наш стол. Да что с вами, милые вы мои? Что вы стоите? Разве гостей в нашем доме так встречают?

Царевны дружно вспыхнули и, похватав со стола исписанные свитки и корзины с черешней, умчались прочь.

– Я их не предупредила о вашем приезде, – оправдывающимся тоном пояснила Ушинь, – а то они красились бы целый день… А ты встань, бездельник, ишь как дочек моих смутил! Что-то муж скажет… Да вон и лодка приближается.

Все невольно глянули вниз, на синеющую до самого горизонта гладь утихнувшего после полудня моря. Справа, вдоль зеленой цепочки островерхих скал, полуприкрытых морским лишайником, кружила, точно стайка чирков, целая флотилия юрких рыбацких лодчонок. Сохраняя свою броуновскую суету, они тем не менее неуклонно приближались к подножию королевского острова, шесть или семь лодок подошли к каменному причалу одновременно, и в общей толчее прибывших мона Сэниа, перегнувшаяся через легкие, едва ли не тростниковые перильца, не смогла различить короля.