— Да это был обман, — пришлось сознаться доктору. — Но обман во благо! Я действительно никогда раньше не диагностировал по пульсу и вообще не занимался ничем подобным. У меня другая медицинская специализация. Но я знаю, что творит вера. Раньше это была слепая вера в могущество колдуна, в справедливых, но и беспощадных по отношению к грешникам духов. Сегодня же люди больше верят во всесилие науки. И в конечном итоге важно то, что именно благодаря мне удалось изобличить преступника.

— Надо бы на вас тоже попробовать подобные методы, — мстительно предложила Сонечка. — Я читала, что если подозреваемому дать подержать во рту немного риса и крупа останется сухой, значит, человек виновен, ибо в момент сильного волнения во рту у него все пересохнет. Не желаете ли пройти процедуру?

Оказалось, что и у фабриканта имеется кое-какой компромат на благообразного старика:

— Не хотел говорить, но коль пошел такой разбор… Одним словом, не держите на меня зла, господин доктор, но я тоже кое-что слышал. Когда поблизости никого не было, вы по-немецки расспрашивали австрийца, кто он, да откуда. А он восхищался вашим великолепным венским произношением и даже назвал вас «Герр оберст».[19]

«Кавалер» дурашливо хохотнул:

— Вот и попались, господин шпион! Вы совершили непоправимую ошибку, не приняв в расчет здешние тонкие перегородки. Тут трудно что-то сохранить в секрете.

Все, кроме оставшейся очень серьезной Сони, снисходительно заулыбались, хотя шутка и получилась грубоватой.

Доктор же чувствовал себя оскорбленным.

— Вы зарвались, сударь! Подобные казарменные шутки допустимы между молодцами вроде вас, — сердито заявил он сконфузившемуся «кавалеру». — А я вам не мальчишка-однолеток! Считаю невозможным продолжать разговор в столь возмутительном духе!

Сердитой походкой доктор покинул салон.

Некоторое время все смущенно молчали.

— Старик сам виноват, — заговорил, оправдываясь, «кавалер». — Нечего было цепляться к печати на курьерском портфеле. В конце концов он сам своими шутовскими предсказаниями и «сеансами научной магии» сделал из себя всеобщее посмешище. А теперь ему почему-то вдруг захотелось на нас обидеться!

— И все-таки мы не должны были набрасываться на него, — с досадой в первую очередь на саму себя порывисто поднялась со своего места Соня. — Мне стыдно, господа, за всех нас.

Девушка выбежала из салона. Сергей почувствовал, что наступает благоприятный момент для решительного объяснения с Соней…

Сергей догнал Сонечку возле генеральского купе. Кроме них, в коридоре никого не было. Тяжелые бархатные гардины на окнах были плотно задернуты, видимо в целях светомаскировки от вражеских аэропланов. Хотя трудно было поверить, что неприятельские бомбардировщики могут пиратствовать так далеко от линии фронта.

Сапогов внутренне приготовился напрямик сказать бывшей подруге о своих подозрениях и потребовать объяснений. Когда он подошел к ней вплотную, вагон подпрыгнул на рельсовом стыке, и девушка качнулась к нему навстречу. Сергей машинально протянул к Соне руки, чтобы поддержать ее. Она истолковала этот жест по-своему и вдруг доверчиво прижалась к его груди. Запах ее волос взбудоражил его сознание и разбудил старые воспоминания.

— А помнишь, как мы танцевали под дождем прямо на улице и прохожие приветливо улыбались нам?

— Конечно. Я даже мысленно слышу музыку, под которую мы танцевали.

— Представь себе — я тоже.

Сергей стал тихо напевать старинный вальс. Не сговариваясь, они начали танцевать. Доносящийся из-за перегородки купе шум воды им ничуть не мешал — Князева все еще принимала ванну.

— Мне показалось, ты хотел о чем-то поговорить со мной? — Сонечка сама завела разговор, ради которого Сергей догнал ее. — После ужасного происшествия с этим молодым журналистом ты смотришь на меня колким взглядом и сразу отводишь глаза, когда я это замечаю.

Мужчины всегда недооценивают женщин! Сергей понял это теперь совершенно отчетливо. Оказывается, она давно почувствовала его подозрения на свой счет и была готова к объяснению!

— Скажи мне, но только правду: ты действительно видела записку, из-за которой Медников застрелился? Или записки не было?

Сергей с нетерпением ждал, когда подруга скажет, что не виновна, и снимет камень с его души. Он решил, что этого ему будет достаточно: «Пусть она только произнесет: „Была записка“, и я беззаговорочно поверю ей на слово, и далее буду защищать ее перед любым судом».

Но Сонечка не спешила с ответом. Сергей вдруг почувствовал, что ей действительно есть что скрывать. Кажется, оправдывались самые худшие его подозрения. Для Сергея это означало, что он должен передать Соню в руки контрразведки.

Сергей подавленно пробормотал:

— Ты молчишь. Значит, не хочешь мне врать.

— Ты же знаешь, что я всегда стараюсь говорить только правду.

Сонечка отстранилась от мужчины, чтобы заглянуть ему в глаза. Бледные лепестки ее губ произносили слова, от которых веяло раскаленным железом добровольно принятой на себя суровой клятвы.

— Правда — священное оружие справедливости или же слепой осколок, разящий любого, кто окажется на его пути. Она может ранить и даже убить. Страшнее всего, если кто-то погибнет из-за твоей ошибки. Поэтому прежде чем ответить тебе, я должна сама во всем разобраться. Я больше не хочу, чтобы по моей вине чья-то жизнь подвергалась опасности.

Тут ее внимание привлекло нечто происходящее у них над головой.

— Слышишь?

Соня приложила палец к своим губам и указала взглядом на потолок.

Сквозь стук колес и поскрипывание деревянной вагонной обшивки Сергей действительно услышал звук, напоминающий чьи-то шаги по металлической крыше вагона.

— Кажется, я кое-что забыл в салоне, — притворился, что внезапно вспомнил, Сергей.

— Не делай этого! — сразу догадалась, о чем он думает, Соня. — У тебя взгляд безумца. Ведь это глупо.

Решение рискнуть головой было спонтанным. Не оглядываясь и не давая себе времени на раздумье, мужчина бросился по узкому проходу в сторону тамбура. Если бы он «включил голову», то идея лезть на крышу мчащегося на полном ходу поезда и в самом деле показалось бы ему идиотской затеей. Поэтому Сергей спешил, прекрасно зная, что когда заговорит вкрадчивый гнусавый голос собственного благоразумия, заставить себя покинуть теплый уютный вагон станет очень трудно.

Быстро пробежав по мягко пружинящей, ковровой дорожке, он замер возле служебного купе, где напевающий проводник стелил себе постель. Выждав момент, когда вагонный служитель отвернулся, Сергей проскользнул мимо него, вышел на открытую площадку и стал подниматься по лестнице на крышу. Ночь стояла ясная, синеватый лунный свет прекрасно освещал все вокруг, небо искрилось звездами и напоминало сказочные декорации.