в целомудренном браке сексуальное воздержание с большей вероятностью было выбором мужа, а не жены. Это было связано с тем, что она с меньшей вероятностью участвовала в выборе партнера, нежели мужчина, а также с тем, что именно ей приходилось страдать от беременности и родов – но не с тем, что средневековые люди полагали, как будто у женщины сексуальное желание меньше. Женщины могли быть так же похотливы, как и мужчины – если не больше; в литературе изображалось, как они изнуряют своих мужей. В одном французском фаблио повествуется о паре, которая пользовалась для обозначения секса эвфемизмом «покормить Гнедка». Жена так часто требовала секса от мужа, что он уже больше не мог: в итоге он испражнился в постель со словами «Зерно закончилось; теперь тебе придется довольствоваться отрубями»[119]. Считалось, что у женщин более сильное желание – но это было рецептивное желание.

Похотливость женщин также нашла свое отражение в средневековом отношении ко вдовам. Повторный брак для вдов был допустим юридически, но некоторые клирики его не одобряли: идеалом была бы верность покойному супругу и целомудрие после того, как женщина исполнила свой долг по продолжению рода мужа. Отношение к повторному браку в восточной церкви было еще более негативным – как для мужчин, так и для женщин: вопрос о том, могут ли овдовевшие священники жениться повторно, вызывал горячие споры, а вдовы священников вызывали значительное общественное порицание, если снова выходили замуж. Но образ похотливой вдовы встречается в средневековой культуре повсюду. В одной истории из «Сатирикона» Петрония вдова отправляется в усыпальницу оплакивать тело супруга, где встречает воина, которого приставили охранять тело распятого преступника, чтобы родственники не смогли забрать его. Пока же она занималась сексом с воином, тело преступника украли. Воин испугался наказания, и тогда вдова предложила вынуть тело ее мужа из могилы и прибить к кресту. Этот рассказ подсказывает, что даже убитые горем вдовы настолько сластолюбивы, что они отбросят горе и верность супругу ради первого встречного. Эта история появилась в сборнике exempla для проповедей и в других текстах, а также в фаблио под названием «Женщина, которая дала себя трахнуть на могиле мужа» – и снова женщина играет здесь пассивную роль. В этом рассказе вдова рыдает над могилой мужа, и один прохожий говорит ей, что его жена умерла из-за него. Когда она спрашивает, как именно он погубил ее, он отвечает: «Трахаясь». Она говорит ему, что больше не хочет жить и просит освободить ее от оков этого мира так же, как он освободил свою жену[120]. Сладострастие вдовы было опаснее, чем желания девственницы, поскольку оно опиралось на опыт, а не только на воображение: его разбудил брак.

Сексуальные практики в браке

Здесь наше повествование должно обратиться к описанию типичных сексуальных практик средневековой супружеской пары – однако это едва ли возможно. Как мы бы описали «типичные» сексуальные отношения между супругами сегодня, когда они различаются, среди всего прочего, в зависимости от их социально-экономического статуса и этнической принадлежности? Без сомнения, они точно также различались и в средневековой Европе. Однако сегодня мы располагаем данными социологических исследований, по которым, невзирая на их недостатки, мы можем по крайней мере примерно подставить себе поведение населения в совокупности. В Средние века опросов не проводили – поэтому я опишу то, что мы можем знать, и то, чего мы знать не можем.

Типичную частоту половых актов между супругами установить сложно. Запрет на секс в определенные дни мог бы по крайней мере дать нам максимально возможное число сношений, но маловероятно, что все население соблюдало эти запреты. Однако мы можем кое-что сказать о физических обстоятельствах, в которых пара занималась сексом. У супругов чаще всего была одна кровать; в крестьянских семьях в их постели также могло спать несколько детей. В домах аристократов слуги могли спать в спальне хозяина или хозяйки: в среде высшей знати у каждого из супругов часто была собственная спальня, поэтому прислуга прекрасно знала, когда они спят вместе. Тем не менее, полог скрывал их от посторонних глаз даже когда слуги оставались в спальне, где также хранились важные документы и ценности.

Кажется вероятным, что супруги ложились спать без одежды – по крайней мере, когда вокруг не было толпы слуг. Опять же, это сложно узнать наверняка, и пенитенциалы этого не одобряли. На книжных иллюстрациях, где изображены супруги в постели, они зачастую обнажены по меньшей мере выше пояса (все остальное закрыто простынями) – даже когда они просто сидят. Ту же картину мы наблюдаем на изображениях из медицинских текстов и рыцарских романов. Иногда женщина изображена в головном уборе, а иногда голова покрыта у обоих супругов, как у Лоэнгрина и Эльзы на брачном ложе[121]. Это только художественная условность, позволяющая обозначить их социальный статус: это не значит, что люди действительно ложились спать в головных уборах. У людей, лежащих в постели в одиночестве, тоже часто изображали корону или шапку на голове. Точно так же мы не можем предполагать, что люди обычно спали без одежды, просто потому что их так изображали: это могла быть условность для обозначения того, что на иллюстрации происходит что-то связанное с сексом, или указание на то, что если намечался секс, люди ложились спать обнаженными. Даже если такие иллюстрации действительно отражали реальность, это было бы верно только в отношении аристократов, у которых были большие кровати с балдахином, скрывавшим их от посторонних глаз, и для которых и создавались эти книги. Тем не менее, такие изображения – это один из немногих доступных нам источников, пусть и ненадежный. Талмудические тексты указывали на то, что евреи обычно спали в ночных рубашках, но мы не знаем, насколько этому соответствовала средневековая практика, и не можем сравнивать два совершенно разных текстовых жанра и предполагать, что на основании этого сравнения мы можем что-то понять о различиях в практиках.

Обнаженное тело, в особенности мужское, часто встречается в средневековой литературе. Если человек ходил голым, иногда это считалось признаком безумия, а иногда – дерзости или бескультурья. Обнаженные мужчины и женщины довольно часто встречаются в искусстве позднего Средневековья, хотя их гениталии скрыты, и зачастую в тех же сценках участвуют и другие люди. Это позволяет нам предположить, что даже если эти изображения не отражают обычную практику (и не подразумевают, что купальни – это бордель, а не место для мытья), они вряд ли должны были задеть нежные чувства зрителя.

Даже если люди не ложились спать обнаженными, они вряд ли могли бы хорошо рассмотреть тела друг друга. Нельзя забывать, каким был мир до изобретения электричества или даже газовых