Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но ни Брайан, ни Антуанетта не говорили о коллекции, – возразил Арман. – Зачем инженеру, который не проявлял никакого интереса к театру, покупать какие-то рукописи, а тем более рукопись самого жестокого убийцы в стране?
Рейн-Мари уставилась на него. Она не могла не признать, что Арман сформулировал интересный вопрос.
Он глубоко вздохнул и покачал головой, потом улыбнулся ей:
– У тебя целое море терпения, ma belle.
– Не так уж много, как тебе кажется.
Он снова улыбнулся:
– Оно и верно. Ты слишком долго мирилась со мной. Это должно закончиться.
Он поцеловал ее и пошел к двери, поманив за собой Анри.
– Подышу немного свежим воздухом. Прочищу мозги.
– В нашей деревне поприбавилось народу. Может, встретимся через двадцать минут в бистро и выпьем чаю?
– Parfait[39]. К тому времени извещения о выселении будут уже розданы.
Когда Гамаши вернулись домой из бистро, уже смеркалось. В гостиной они обнаружили Рут, которая попивала виски из мерного стакана и доедала остатки жаркого в горшочке, и Розу, которая поклевывала рисовый салат.
Рейн-Мари села рядом с поэтессой, а Арман отправился в кухню помыть руки и приготовить ужин.
– Мы вас ждали.
Гамаш подпрыгнул и ухватился рукой за сердце.
– Господи Исусе, – выдохнул он. – Ты меня до смерти напугала.
– Что-то пошло наперекосяк, patron, – сказала Изабель Лакост, вставая со стула, – если увидеть Рут – это нормально, а наше появление вас пугает.
Он рассмеялся, приходя в себя, хотя и в самом деле испугался.
– Я думал, мы заперли дверь, – сказал он.
– Рут проходит сквозь стены, – объяснил Жан Ги. – Вы уже должны бы это знать.
– Что вы хотели мне рассказать? – Гамаш вытер руки о кухонное полотенце и повернулся к своим бывшим сотрудникам.
– Пришло заключение криминалистов, – сказала Изабель; она взяла себе пиво и вернулась на прежнее место. – Они нашли на пушке свежие отпечатки пальцев. Отпечатки принадлежат Лорану. Но есть еще какие-то мазки. К пушке прикасался и наш убийца. Однако он предварительно надел перчатки.
– А что нашли на палке и кассете Лорана? – спросил Гамаш.
– На палке много отпечатков, включая ваши. Но к кассете прикасались только три человека. Естественно, сам Лоран, ну и его родители. Вы были правы. Кассета, вероятно, из коллекции Лепажей.
– Может быть, это ничего не значит, – сказал Арман, присаживаясь к ним за длинный сосновый стол.
– Да, – согласился Бовуар. – Но с другой стороны, это может значить все. Это может значить, что кассета выпала из кармана убийцы в ходе борьбы. Или когда он поднимал мальчика. А как иначе она могла туда попасть?
Арман кивнул. В словах Жана Ги, безусловно, был смысл. Может, и не дымящийся пистолет в руке убийцы, но по меньшей мере указующий перст. Указующий прямо на Лепажа. Не без удивления Арман понял, что он чувствует себя как бы адвокатом Ала. Может быть, потому, что Ал нравился ему и Гамаш считал, что отец Лорана и без того страдает достаточно и не следует добавлять к этому груз подозрения.
Но подозрение было неизбежно и нередко оказывалось правдой. Убитые почти всегда становились жертвами тех людей, которых они знали, и знали неплохо, а это лишь ужесточало трагедию и, по убеждению Гамаша, объясняло то, что на лицах убитых не было испуга. Они казались удивленными. И хотя Ал Лепаж нравился Гамашу и вызывал у него сочувствие, старший инспектор за свою карьеру арестовал немало скорбящих членов семьи, виновных в убийстве, а потому считал отца Лорана потенциальным подозреваемым.
И не он единственный так думал. Сидя с Рейн-Мари в бистро, они слышали разговоры соседей, слухи. Отца Лорана подозревали многие.
– Один раз мы уже допрашивали Лепажей, – сказал Жан Ги. – И обыскивали дом. Попробуем еще раз завтра.
Гамаш кивнул. Он понимал, что Бовуар и Лакост не обязаны перед ним отчитываться, да они и не отчитывались. Просто информировали его. Из вежливости, а не по обязанности.
– Я видел, вы ходили в лес с какими-то людьми.
– Да. С Мэри Фрейзер и Шоном Делормом, – сказала Лакост. – Они из КСРБ. Функционеры нижнего уровня.
– Канцелярские клерки, – добавил Жан Ги, открывая холодильник и доставая имбирный эль.
– Но они хорошо осведомлены о Джеральде Булле, – отметила Лакост.
Она сообщила Гамашу то, что рассказали ей агенты разведки о торговце оружием.
– Кроме того, они знают нашего профессора Розенблатта, – сказал Жан Ги. – И он их знает. Хотя особых симпатий они друг к другу не испытывают.
– Почему?
– Он считает, что они укрывают от него информацию, – сказал Жан Ги. – Он подозревает, что канадское правительство имело к Джеральду Буллу более тесное отношение, чем готово это признать.
– Отношение к его жизни или к его убийству? – спросил Гамаш.
– Не могу точно сказать, – ответил Бовуар. – Но профессор говорил, что Фрейзер и Делорм, вероятно, не так уж удивились, увидев суперпушку. Он им не верит.
– А они не верят ему, – сказала Лакост. – Им кажется необъяснимым, что профессор на пенсии настолько одержим давно умершим торговцем оружием.
– А вы что думаете об агентах КСРБ?
– Они мне показались достаточно откровенными, – ответила она. – Может быть, не очень осведомленными.
– Это ты о чем? – спросил Гамаш. – Ты улыбаешься.
– Они напоминают мне моих родителей, – ответила Лакост. – Все время переругиваются, постоянно недоумевают. Они такие милашки. Но они вовсе не глупы. Дело свое знают, просто обычно они занимаются сбором информации и сопоставлением данных. Не полевой работой.
– Тогда почему их прислали?
– Вероятно, потому, что они знают о Джеральде Булле больше, чем кто-либо другой.
– Ты их не вызывала? – спросил он у Лакост, но та в ответ отрицательно покачала головой:
– Сами приехали. Наверное, это генерал Ланжелье с военной базы в Валькартье позвонил кому-то в КСРБ. Он пообещал мне найти кого-нибудь, кто нам поможет. Но я думаю, никто по-настоящему не поверил, что мы нашли результат реализации «Проекта „Вавилон“». Если бы поверили, то прислали бы каких-нибудь высокопоставленных деятелей разведки. Я жду прибытия кого-нибудь подобного в любую минуту. – Она посмотрела в окно на тихую деревню. – Агенты КСРБ хотят сохранить существование суперорудия в тайне, что вполне может отвечать их целям…
– В таком случае расследование убийства Лорана становится практически невозможным, – сказал Жан Ги. – Но по-видимому, у нас нет выбора.