— Вы ставите нам условия? — удивился он.

— А что вас в этом удивляет? — спросил я. — Вы хорошо выслушали то, что вам говорил господин Фролов? Значит, вы его не поняли. В моём перечне тем их около сотни, а расписал я пока только одну, да и то не полностью, затратив на это месяц. Конечно, не всё знаю так подробно, но мне вас учить с год, если не больше. Цивилизация, знания которой находятся в моей голове, обогнала вас настолько, насколько вы обогнали монголов. Если откажусь работать, вы можете попытаться что-то вытянуть из меня насильно. Может получиться, а может и нет. А если даже получится, где гарантия, что я сказал всё или не ввёл в заблуждение? Дам вашим учёным какую-нибудь тупиковую идею, и пускай они потом десятилетиями бьются над решением! Наука и насилие несовместимы, плохо, если вы этого не понимаете!

— И чего же вы хотите? — спросил он.

— Прежде всего я хочу доверия и уважительного отношения! — сказал я ему. — Напортачили, извольте исправлять! Передадите моей тёте и отцу жены о том, что мы живы и переправите нам их письма. Вам нетрудно договориться о том, чтобы они молчали, поэтому я не вижу сложностей. Кроме того, должны выполняться мои заявки.

— Хотите сделать записи для грампластинок? — спросил он. — А зачем это вам? Если нужны деньги, вам их дадут и так.

— Это хорошо, что вы вспомнили о деньгах, — кивнул я. — Мы к ним ещё вернёмся. Я уже говорил Фролову, что мои знания не ограничиваются наукой. Я хорошо помню множество книг, фильмов и песен. Возможно, я займусь и книгами, но пока будут только песни. Я не могу постоянно печатать, иногда нужно и отдыхать, и как-то развлекаться, вот я и буду петь песни. Думаю, что это занятие поможет мне вытянуть из депрессии жену. Вы неплохо здесь устроили, но недодумали в части развлечений. Это не пустяк, когда людей изолируют от мира на годы.

— Ладно, я об этом поговорю, — согласился он. — Для вас что-нибудь придумают. И с родственниками не вижу проблем. Что ещё?

— Вы правильно подняли вопрос денег. Мы взяли с собой крупную сумму, но моя семья не привыкла себе в чём-то отказывать, поэтому её надолго не хватит.

— И сколько же вам нужно? — спросил он.

— Пока мне не нужно ничего, — ответил я, — но если потребуются деньги, я должен их получить. В любом случае речь не идёт о больших суммах, поэтому это вас не затруднит. И верните наши сертификаты. О каком доверии может идти речь, если нас фактически шантажируют изъятием вкладов?

— Поговорю, но ничего не обещаю, — ответил он. — Это всё?

— Хочу задать вопрос, — сказал я. — Вы начнёте этой зимой?

— Почему вы так решили? — насторожился он.

— Сюда поступило распоряжение закончить работы до весны, значит, у вас почти всё готово. Если учесть, что уже до многих дошло, в какой мы заднице…

— Ну у вас и выражения, князь, — хмыкнул он.

— Надо же, вы вспомнили о моём титуле! — усмехнулся я. — Нас его не лишили?

— Собирались, но не успели, — ответил он. — Помешала ваша смерть в огне, так что в чём-то этот пожар пошёл вам на пользу.

— Вы начали устранять мешающих иностранцев, — продолжил я, проигнорировав его слова о пользе пожара. — Такие резкие жесты после тридцати лет глубокой конспирации тоже говорят о вашей готовности. А зима… Зиму я выбрал бы из-за трудности военных действий.

— Может, вы и правы, — сказал он. — Я не принадлежу к верхушке нашего руководства и о многом, как и вы, могу только догадываться. А почему вы спросили?

— Если начнётся зимой, летом мы должны покинуть лагерь. Помощь я буду оказывать, но где-нибудь в более цивилизованном месте.

— Вы понимаете, что я не решаю такие вопросы? — спросил он. — Кое-что решу сам, а обо всём остальном доложу руководству.

— Я могу подождать, но работы от меня не ждите.

Я хотел уйти, но он меня опередил: встал из-за стола, кивнул мне и вышел из комнаты. За дверью послышался невнятный разговор, а когда он закончился, вернулся Фролов.

— Ваш гость сбежал, пойду и я, — сказал я ему. — Буду ждать ответа на свои требования.

— Вы произвели на него впечатление, — заметил Владимир. — У нас только несколько человек могут ему возражать, а вы не просто возражали, а ставили условия.

— С такими только так и надо, по крайней мере, когда есть чем их прижать.

Вернувшись домой, я первым делом нашёл отца и всё ему рассказал.

— Я ни о чём не беспокоился бы, если бы решали здешние учёные, — сказал он, когда я закончил, — но наверняка решать будут люди, далёкие от науки. Смогут ли они оценить твою пользу?

— Посмотрим, — пожал я плечами. — Я не требовал у них ничего особенного, а сам дам столько, сколько не даст и сотня учёных. Может, они далеки от науки, но не должны быть тупицами, иначе уже давно все сидели бы за решёткой или вкалывали на каторге. Давай подумаем, где поставим пианино. В гостиной много места, но мы будем всем мешать. Может, используем кабинет? Я работаю в своей комнате, а ты можешь писать вообще где угодно, хоть в кровати. Полку, для которой пока нет книг, можно убрать в любую из комнат, а стол поставим к Ольге. Ей всё равно нужно готовиться к гимназии.

— Делай что хочешь, — согласился отец. — Мне кабинет не нужен.

Пианино нам привезли этим же вечером, и не по заказу Бельской, который она не успела сделать, а по распоряжению коменданта. Пожилой фельдфебель, под руководством которого рядовые сгрузили с машины пианино и занесли его в дом, предупредил, что за инструмент не нужно платить.

— У меня было точно такое же, — сказала Вера, — только не из красного дерева. Это сделано на фабрике Феврие. Он их делает только по заказу, в том числе и для императорского Двора. Интересно, где его нашли в Тюмени?

— А тебе не всё равно? — сказал я. — Сядь и что-нибудь сыграй, а то я тебе поверил, что умеешь, а проверить не удосужился. Ввёл людей в расход, а сейчас думаю, не напрасно ли?

Она не стала отвечать на шутку, села и начала играть, а я заслушался. Мелькали по клавишам тонкие пальцы жены, рождая прекрасную, трогающую душу музыку… Когда она закончила, я увидел, что на пороге бывшего кабинета стоят отец с матерью. Прибежала бы и Ольга, но её не было дома.

— Замечательно играешь, — сказал отец. — У тебя талант к музыке.

— Я уже давно не садилась за инструмент, — ответила Вера. — Когда-то много и с удовольствием играла, а потом почему-то пропало желание.

— Так вот откуда растут корни твоей хандры! — сказал я. — Ничего, теперь будем и играть, и заниматься спортом! Моя жена обещала, что завтра начнёт. Пошьют костюм…

— Тебе не пообещаешь, потащишь заниматься голой, — проворчала она. — Представляете, стянул с кровати в одной рубашке и хотел заставить таскать свои гантели! Изверг! Я их потаскаю, а как потом играть? У меня не будут гнуться пальцы!

— Нечего плакаться родителям, — сказал я. — Тебе нужно заниматься два месяца, прежде чем разрешу взять в руки гантели, да не мои, а полегче. Сделаем скидку на твой хрупкий организм.