По палубе носились матросы. Канониры руководили расчетами. Мимо Нэя пробежал матрос с кокором, кожаным ведром с веревочной ручкой; мышцы на руках северянина вздулись от веса ядра и пороха.

Впрочем, северянина ли? Нэй знал, что в речных боях участвовали наемники со всех уголков Союза Островов. Слава, деньги, азарт – ничего нового.

Северный город-крепость был «близнецом» Сухого Города; близнецом, мозолящим глаза герцога Маринка. Кровопролитные речные баталии, устраиваемые северянами, будоражили похлеще рыцарских турниров. Корабли наблюдателей шли на безопасном отдалении от акватории готового вот-вот начаться боя, знать припала к окулярам зрительных трубок, делались ставки, над палубами плыли подносы с бокалами и закусками. Зрители королевских кровей смотрели за бортовой сшибкой из корзин аэростатов. Эскадру победителей (тех, кто выживет в чугунно-пороховом аду) ждали почести и золото, проигравших – роскошные погребальные суда.

Повсюду мелькала канифасовая форма. Стоял страшный гомон. Нэй вглядывался в лица матросов и канониров. На него не обращали внимания: экипаж судна видел в нем обычного матроса. Придворный колдун Полиса прятался за заклинанием, созданным после изучения амулета анонимности. Амулет Нэй привез с Архипелага Несуществующих, а позже подарил Джиа Бабби, которая скрывалась под литературным псевдонимом Джон Бабс.

У огневых позиций стояли бочки и ведра с водой. Из бочек поливали палубу, чтобы избежать пожара; в ведра бросали фитили.

Нэй схватил пробегающего матроса за мозолистую, черную от такелажной смолы руку. Всмотрелся в лицо – молодое, раскрасневшееся, испуганное. Отпустил.

«Где же этот сопляк?»

Колдун озирался, и тут громыхнуло.

Бортовой залп прокатился по палубе, сотряс фрегат. Пушки откатились, заскрипели фиксирующие тросы. Палубу затянуло густыми бело-сизыми клубами – ветер гнал пороховой дым обратно на корабль. Выброшенные при выстреле картузы и пыжи тоже швырнуло назад; дымясь, они катились по настилу. Матросы заработали мокрыми швабрами.

Нэй продирался сквозь жаркое столпотворение. Хватал за плечи, заглядывал в лица, искал. В который раз корил себя за оплошность: должен был найти сопляка еще в Полисе, не доводить до крайности, но… не нашел, а турнир начали неделей раньше, и вот – он бежит по задымленной палубе боевого корабля северян.

Помощники канониров уселись на подоконники пушечных портов, одна нога за бортом: пробанивали стволы пушек, запихивали картузы с порохом, пыжи, ядра. Управляя системой блоков, канониры накатывали орудия, ганшпугами наводили по стволу на цель, подносили горящие фитили к затравочному отверстию…

Ядро прошило борт и лягушкой запрыгало по палубе. Ворвалось в скопление матросов.

Нэй откатился в сторону, защищая лицо руками. Снаряд проскакал в считаных футах. Но главную опасность несли обломки. В спину Нэя воткнулась огромная щепка. Он перевернулся на бок, дотянулся до щепки рукой и вырвал из тела. Деревянное лезвие пропиталось его кровью.

Другая кровь, чужая, окатила палубу. В голове Нэя мелькнул образ: клетка льва, закончившего трапезу. Вокруг кричали раненые. Проломившее борт ядро снесло помощнику канонира голову, одному матросу оторвало ногу, другому – руку. Рой щепок изжалил, накрыв страшным облаком. К Нэю полз чернокожий матрос – острую щепку загнало в правую глазницу; левый глаз был большим и фиолетовым, но матрос не видел Нэя. Матроса подхватили под руки и потащили к трапу, ведущему на нижнюю палубу. На судне есть корабельный хирург?

Судя по крикам и треску, фрегат словил несколько ядер. На натянутые над палубой сетки сыпался сломанный рангоут. Марсовые стрелки палили из мушкетонов.

Нэй вскочил на ноги. Кто-то схватил его за плечо и встряхнул.

– Третий расчет! Снаряды! Вниз! Живо!

Бородатое лицо на секунду застыло, будто мичман увидел не того, кого ожидал. Например, бледнолицего незнакомца с такотской косой, с пистолетом в набедренной кобуре и шпагой. Заклятие анонимности работало грубо – Нэю так и не удалось в точности повторить энергетические узоры амулета, янтру артефакта, – но здесь никому не было до него дела. Разве что ядрам, для которых все люди были анонимами.

Ядрам и глазастым мичманам.

– Откуда?.. – вырвалось у мичмана.

Рявкнули пушки. Пушечный дым снова заволок палубу. Мичман закашлялся, Нэй высвободился из ослабевшей хватки и побежал к трапу.

«А что, если мотыльки ошиблись, взяли неверный след? Что, если сопляк на другом корабле?»

Магический след привел его на этот корабль, но матросы перебили всех крылатых разведчиков. Самый верный лазутчик, компаньон и друг Нэя, маневрировал среди беспокойных ног. Вынюхивал и высматривал – помогал хозяину. Едва не лишившись хвоста, Вийон взметнулся по грот-мачте на защитную сетку.

«Нашел?» – спросил Нэй у духа.

Нет.

Крик – вопль десятка глоток – оглушал. Крик боли, способный деморализовать любой экипаж. А ведь бой только начался.

Лярвы, невидимые глазу обычного человека, слизывали кровь с досок. Упивались страхом людей. Матросы двигались будто в тумане, медленно, обессиленно.

Капитан, помощник капитана и мичманы, глотая первый слог, выкрикивали команды, которые никто не слышал. Удушливо пахло порохом и кровью.

«Что, если сопляк мертв?»

* * *

Две недели назад улицы Полиса пестрели яркими вымпелами и флагами. На шляпках дам трепетали кудрявые перья, кукольники показывали мистерии, лавочники вышли с товаром на перекрестки. Звон серебряных фанфар возвещал о приближении Дня Творца.

Из таверн доносились крики приветствий:

– Это идет Георг Нэй!

– Храбрый колдун!

– Убийца кракенов!

Нэй нырнул в тень мраморной арки, перешел ров, оставил за спиной кованую решетку ворот, украшенную горящими на солнце золочеными фрагментами, миновал площадь и поднялся по ступеням к парадному входу в резиденцию Маринка. На балкон, с которого герцог приветствовал подданных в праздники, даже не взглянул – насмотрелся, будучи школяром при храме Распятого Человека, затем подмастерьем у Уильяма Близнеца, затем его учеником, затем…

Гвардеец у дверей почтительно кивнул. Внутри дворца Нэя поприветствовал гофмейстер в белой с красным ливрее.

– Господин Нэй. Герцог ожидает вас в кабинете. Я провожу…

– Не стоит. Я помню дорогу.

Пол Большого зала устилали кремовые ковры, под сводом зрели гроздья массивных люстр. Белая лестница с ажурными балясинами, изгибаясь, текла к верхним ярусам. Династия монархов взирала с портретов на стенах, украшенных золотистым шелком и резными деревянными панелями. Скульптуры изображали единственную натуру: милорда Маринка.

Нэй свернул в Зал развлечений, в котором придворные шумно играли в карты. Любопытные глаза поднялись от ломберных столиков, чтобы посмотреть на колдуна. Проходя мимо висящего на стене кошелька для пожертвований жителям Кольца, Нэй бросил туда несколько монет.