– Только говори тихо!

Лита шепнула.

– Глупая рыба! – отразилось от стен.

– Ух ты!

– А теперь стань за моей спиной, – попросила Джиа. – Ага, хорошо. Слушай.

Лита прислушалась.

– Ты что-то бормочешь.

Джиа рассмеялась.

– Я говорю громко. Но ты слышишь лишь бормотание. Теперь понимаешь, почему ее называют акустической?

Лита кивнула.

– Вот так же и с амулетом анонимности. Ну, почти так же. Если я пожелаю, он делает меня неприметной, превращает в шепот. Люди проходят мимо, но тут же забывают. Или видят совсем другое. А то и вовсе не видят, когда мне это нужно.

– Я будто всю жизнь провела в хибаре, – Лита потупилась, – и вдруг оказалось, что за ее порогом – целый мир.

– Это не метафора, – улыбнулась Джиа. – Так ведь было на самом деле.

Девушки переглянулись, и Лита рассмеялась. Звук рикошетил от хитрых стен, усиливался и грохотал.

– О боги! – охнула Джиа. – Твой смех ужасен!

– Знаю, – не расстроилась Лита.

– Тем прекраснее все прочее. И, девочка моя…

Джиа коснулась нежно щеки Литы.

– Нэй может возомнить, что делает тебе одолжение, взяв в подмастерья. Но самодовольство ослепляет Нэя. Это ты делаешь одолжение ему. Ты будешь учить его.

– Чему? – изумилась Лита. – Я только и могу, что на время вселяться в мелких тварей.

– Волшебство бывает разным, – уклончиво ответила Джиа. – Но я чувствую: ты способна вытащить Нэя из темноты.

– Я даже не знаю, где он сейчас.

– Никто не знает. Но у меня есть догадка. Имя ей Алексис.

– Еще одна соперница? Подружки Жабы что, становятся в очередь, чтобы прикончить меня?

– Боюсь, было бы сложно тягаться с Алексис. Но нет, она не соперница тебе. Это имя мертвеца. Мертвеца, бесконечно дорогого окаменевшему сердцу Георга.

Лита понимающе кивнула.

– Нэй лишился возлюбленной?

– Он никогда не рассказывает об этом. Но мы, женщины, мудрее, чем о нас привыкли думать. А мужчины… определенные грибы в супе развязывают их языки так, что они и во сне болтают. – Глаза Джиа заискрились.

Лите пришла в голову странная мысль: «Жаль, что Джона Бабса не существует. Жаль, что передо мной не юноша с точно такими же манерами, такой же очаровательной улыбкой, такими же мягкими губами».

Их близость была необыкновенной, полной неги и в равной степени смущения. Неловких столкновений лбами, щекотки, порожденной ловкими пальцами и наглым языком Джиа, а потом… Лита словно кувыркнулась в бархатистую темноту и расплавилась, стала густым медом в требовательных руках любовницы и неохотно собралась заново, растрепанная и покрасневшая.

– Что? – спросила Джиа, прищурившись.

– Задумалась. – Лита потеребила амулет с Человеко-мышью. – Выходит, Алексис умерла? Или ее убили?

– Кабы я знала! Но раз в год, в начале мая, наш Нэй пропадает без вести. И чтоб из-под моего пера больше не вышло ни строчки, если он не заливает свое горе вином на могиле Алексис.

– Пьет? – Лита нахохлилась. – Вместо того, чтобы спасти нас?

– Ой, не велика потеря. Дамам иногда полезно побыть наедине. К тому же у меня созрел кое-какой план. – Джиа хлопнула в ладоши. – Обсудим за тарелочкой грибного!

– С удовольствием, – сказала Лита.

* * *

Присутствие Джиа в недрах катакомб несколько успокоило Литу. Как и ощущение сытости в животе. Но когда камешки на расчерченном полу шевельнулись, шевельнулись и наэлектризованные волоски на предплечьях. Пламя факелов трепетало, трепетали две женские тени, стекая по полу к ужасающему разлому.

– Они слышат нас, – прошептала Джиа.

Камешек запрыгал по буквам, нарисованным мелом.

«Да».

– Вы не причините нам вред?

«С»

«П»

«А»

«С»

«И»

– Они хотят, чтобы мы спасли их.

– Но как?

«И»

«Л»

«И»

«С»

«Е»

«Д»

«И»

«М»

– Или они нас съедят. Безапелляционные парни.

«Думай о них как о жертвах. Таких же пленниках башни, как ты сама». – Лита утихомирила дрожь в руках.

Крысы подтвердили теорию Джиа. Хвостатые шпионы спустились в дыру и показали Лите, как устроен мирок слизней. Она видела – красными глазками грызунов – затопленные казематы и плавильные горны в воде, комнатушки с прогнившими деревянными нарами, ржавые цепи. Там, во мраке, дети работали, там они умирали, взывая о помощи. Помощь явилась спустя века.

– Мы вас освободим, – сказала Джиа. – Она освободит вас.

«Я?» – едва не выпалила Лита.

– Тебя знают за чертой.

– Да, – заворочала Лита пересохшим языком. – Я проведу вас. Я выведу вас на свободу.

Она вспомнила духоловку и зловещий штиль, вспомнила атолл и прожорливых угрей, порожденных тьмой. Не совершают ли они ошибку? Не притворяется ли мрак загубленными душами детей?

Но отступать было поздно. А Джиа, будто зачитывая вслух главу из романа Джона Бабса, провозгласила:

– Ее зовут Лита, дочь Альпина, и она знает дорогу на ту сторону!

Вот тогда-то они и полезли из пролома. Влажные, извивающиеся в свете факелов твари. Лите потребовалось собрать волю в кулак, чтобы не взвизгнуть и не ринуться прочь. Слизни подползали, карабкались друг на друга, стирали жирными телами меловые буквы. Из-под сочащейся пленки проступали лица. Вечность в подземелье наложила на них страшный отпечаток. Но за скорбью в смазанных чертах угадывалась надежда. Дети-слизни окружали девушек.

– Веди, – велела Джиа.

То была странная процессия. Рыбацкая девка шествовала впереди, и все, от отца до Лиззи и Коффина, лишились бы дара речи, увидав такое. Да что там – жаба в человеческом обличье, Георг Нэй, от удивления сел бы на задницу.

За Литой шагала рыжеволосая красотка, улыбающаяся так, как улыбаются писатели, сочинившие особенно удачный сюжетный поворот. А дальше… десятки слизней, как единое целое, ползли за проводницей извивающимся хвостом, марали слизью ступени винтовой лестницы. С каждым поворотом их движения становились все более неуклюжими, а тела уменьшались и усыхали, но они упорно лезли вверх.

– Давайте же, – окликнула Лита.

Обитатели катакомб больше не внушали страх. Величиной с кошек, они барахтались на скользких ступеньках. Лица с огромными слезящимися глазами были обращены к проводнице.