А испив чайку, перед вежливым «до свидания» генералы, доклад излагавшие по поводу событий в Кабуле, испросили у Юрия Владимировича позволения внести нечто, оставленное в приемной под неусыпной охраной добрых молодцев. Великодушный кивок головы, и на стол возложили ларь в цветных разводах, обвернутый шелковыми лентами. Припрятывая загадочную улыбку в уголках губ, обветренных кабульскими морозами, один из подопечных со знанием момента распаковал подарок, и пред ясным оком председателя торжественно явилось подношение всесильному управителю тайных служб. У того из-под очков слилось тепло приязни, улыбка не испортила официального лица аскета. Шеф остался доволен. Все примерял, прикидывал к плечу. Жмурил глаз, цокал языком, водил предметом по окнам, поверх голов присутствующих в кабинете, и виделись ему утки в озерной глади, а может, и секач в былинном лесу. Там, где нет агентуры и можно отдохнуть от близких по партии товарищей. В очень узком кругу, где нет предателей (чу, не зарекайся!), переметнувшихся во вражий стан, а есть лишь богатыри из заповедника ЦК да витязи из почти что родного КГБ.

Дар был славен. Трофей. Из логова тирана по имени Амин…

А весь сыр-бор разгорелся на ровном месте и достаточно неожиданно… «Романов сидел, как оглушенный. Анонимка. Грязная анонимка. Генерал Бесчастнов зачитывал отрывки. Боже мой, в чем только его не обвиняли! В мародерстве, в воровстве, в том, что Карпухин и Берлев грабили убитых, а деньгами делились с ним. Ну, а он их, конечно же, прикрывал.

— Вот такие пироги, — грустно высказался Бесчастнов, укладывая анонимку в конверт. — Михаил, ты особо гриву не опускай, не верю я тут ни одному слову. Андропов тоже не верит, — продолжал генерал. — Приказал найти анонимщика…

Кто-то не может смириться с мыслью, что Романов, всего-навсего майор, — и вдруг Герой Советского Союза».

Именно так выглядит «печальная повесть о VIP-мародерах, спецназе чекистов» в изложении нанятых щелкоперов и добровольных адвокатов поникшего в горе героя, не по делу оклеветанного и, еще надо подумать, не специально ли скомпрометированного с дальним прицелом — навести тень на славные органы КГБ…

Ну не ахинея ли? Федор, это я к Бармину обращаюсь, а что это за пассаж: «Андропов тоже не верит. Приказал найти анонимщика». Какого анонимщика, если ему, председателю, особисты рапортом все донесли, расписали и надлежащую доказательную базу предоставили? И не стоит сомневаться, что привели убедительные примеры, выложили в донесениях и протоколах неопровержимые улики и свидетельства, прекрасно представляя, чем для них обернутся домыслы, предположения, а тем более — неподтвержденные факты, напраслина в виде поклепов, наговоров или, упаси боже, клеветы. И не на Мишу — таких майоров у КГБ хоть пруд пруди. А на Систему покуситься — посметь обрушить необоснованные обвинения и измышления, по сути, клевету. Она, Система, столп режима, защита и оплот, порука его существования. Для советского человека Система давно в поднебесной выси радугой легла, она непогрешима и чиста, как ангел. И — совершенна.

И на это незыблемое и священное, десятилетиями внедрявшееся в головы простых людей, кто-то осмелился бы поднять руку? И кто-то другой позволил бы ее оклеветать, скомпрометировать? Да полноте вам! Федор, а это что у вас выползает из-под пера вашего: «Неприятно, Михаил Михайлович, — посочувствовал следователь. — Припомните, как в кармане у Балашова оказалось пять тысяч афгани? Такой факт, вам он известен?» Аноним знал и это? Сколько же человек знало о деньгах — трое, четверо, ну пятеро самое большее. Хотя он не прятал их, получил под расписку в посольстве на всю группу, передал Балашову. Потратить не успели, некогда было. Оказывается, их так и нашли целехонькими — пачку новых купюр в грязном, окровавленном комбинезоне Балашова. Забыл о них Олег. После боя сбросил «робу», а о деньгах и не вспомнил. Хотя это были их кровные афгани, специально выданные на карманные расходы, а не мародерские, ворованные. Помнится, Берлев с Карпухиным решили вытащить труп из лифта. Они положили его тут же на пол, вынули документы. Романов хотел подойти сам, полюбопытствовать, но кто-то остановил его резким рывком за рукав куртки. Оглянулся. Перед ним стоял человек лет пятидесяти, а может, и старше, одетый в армейскую шинель с погонами сержанта. Лицо его зарделось от возмущения, глаза, леденяще-холодные, сверкали яростным блеском. Михаил Михайлович вспомнил: это был сотрудник особого отдела КГБ. Но что ему было здесь надо?

— Товарищ майор, чем занимаются ваши люди?

— Только что вышли из боя.

— Не имеет значения. Они мародерствуют. Я видел, как они шарят по карманам убитых.

— Слушай, чего ты орешь? — устало проговорил Романов. — Оставь мужиков в покое. Не нужны нам афгани. Мы целый мешок драгоценностей во дворце нашли. Целый мешок, понял? Хочешь, тебе сдам или обратно отнесу. А сейчас уйди от греха.

«Особист» с ледяными глазами, опасливо оглядываясь, отошел.

«Может, этот гад настрочил? — подумал Михаил Михайлович. — Может быть… Но попробуй, докажи».

Так, стоя на страже манер, лепил «оскорбленный образ» своего героя, отбеливая майора и вездесущий, непогрешимый КГБ, Федор Бармин, забавный затейник и спецострослов. Великий придумщик и историограф спецподразделений Комитета. Федор-то некогда удало закрутил, гневаясь «на разного рода фальсификаторов, специализирующихся на „независимых“ расследованиях», которые неудобно для чекистов интерпретировали факты, посвященные штурму дворца Амина. И твердо заявил: «Нельзя отдавать историю на откуп историкам. Кто знает, чем они будут руководствоваться при написании своих трудов?» Историю группы «А» будут писать историки «Альфы»! Пишите, пишите…

Поясню. Мародерство является военным преступлением, выражающемся в похищении на поле сражения вещей, находящихся при убитых и раненых, или в ограблении жителей неприятельской территории. Что важно: незаконное присвоение чужого имущества, как правило, происходит и проявляется в атмосфере безнаказанности. И мародерство является показателем нравственного и экономического развития общества. Это — не болезнь отдельных людей. Мародерства нет в исламских или буддистских странах, крайне редки такие случаи и в странах с высоким прожиточным уровнем. В КГБ, разобравшись и понимая, что мародерство имело место быть, и в таком неопровержимо массовом масштабе, не решились прикрывать виновных. Поторопились замолчать, дать времени смягчить это позорное явление и только спустя четыре месяца набрались духу вывести представленных к поощрению бойцов на подиум Президиума Верховного Совета СССР. Не поэтому ли заместитель Председателя Президиума Верховного Совета СССР Василий Кузнецов кулуарно, в келейной тиши, словно в среде заговорщиков, без помпезности вручил награды пятерым участникам декабрьских событий в Кабуле и, сославшись на отсутствие шампанского, сухо пожал Героям руки? Изобразил дежурную улыбку и был таков — сутулясь, поспешил через боковые двери по государственным делам.

А может, в Президиуме были проинформированы, что участники штурма, тогда еще не объявленные Герои, а просто выжившие, попили шампанского вдосталь, и пира того «во время чумы» кое-кому одного раза хватило по горло. Напитавшись кровью и потом, гарью и вонью, криком и матом во дворце и пространстве окрест него, бойцы после боя от страшной жажды ели снег, счищая с него грязный верхний слой войны. Перед этим им была дана команда: ничего из продуктов во дворце не трогать, потому что они могут оказаться отравленными. Им не до корки хлеба было — не изголодали, аппетит утратили. А вот глоток водицы отхлебнуть — жаждалось. Фанта и кока-кола в баре были, шпалерами выстроенные. Сначала их не трогали — глазели и пытались сухо сглотнуть слюну. И все же кто-то из ребят «мусульманского» батальона открыл шампанское, бутылку фанты. Не полегли в немощи бойцы под пристальными взглядами своих товарищей, и тогда народ, поощренный их добродушными полупьяными улыбками и рожицами, дружно потянулся к бару. И руки потянулись — хап-хап…. И пробки непугающе захлопали — самыми сладкими разрывами той ночи. Бойцы забыли отмечать победу и даже славить жизнь. Они просто утоляли жажду…