Не заглянуть в заведение было бы попросту грешно. Особенно музыкантам.

И они заглянули.

Входной вестибюль ничем не отличался от подобных клубов в мире живых.

Протопали мимо пустой гардеробной.

Максиму вспомнился фильм «Место встречи изменить нельзя». Коммерческий кабак, где менты пытались взять бандита Фокса. Гардеробщик, торгующий одеколоном. Местный, наверное, тоже барыжит – карточками для телефона-автомата, раз все остальное бесплатно…

Впрочем, на хрена тут вообще гардеробщик, если всегда тепло и светит солнце? Или Элвис все-таки что-то мутит?

Он посмотрел на гида.

Тот сделал рукой приглашающий жест.

Вошли в зал, огляделись.

Клуб как клуб.

Обычные квадратные и прямоугольные столы нескольких типоразмеров. Сидящие за ними любители пива, похожие на самых обычных людей. Только обычные с такими удивленными физиономиями пенное не хлещут. И обязательно орут. В любом реальном пивняке висит над столами постоянный неразборчивый гул.

Тут царила тишина. Только кое-где негромко переговаривались.

За барной стойкой угнездился бармен, тоже седой, но совершенно непохожий на дядю Сережу.

– Пива хотите? – тихо спросил Элвис. – Отличное обещано.

Максим вспомнил свой утренний коньяк в гостинице, и его опять чуть не вывернуло.

– Обойдусь, пожалуй.

– Я тоже не буду, бро, – отозвался Бакс. – Коли уж бухло не берет, то пивасик тут, небось, вообще моча.

Гид пожал плечами:

– Хозяин – барин. Тогда музыку послушаем.

В дальнем от входа углу обнаружилась небольшая сцена, а на ней – классический рок-н-ролльный unplugged[6] – никакой электроники. Просто четыре стула, выхваченных неяркими лучами софитов, а на них какие-то типы с акустическими гитарами.

Видимо, это и был обещанный афишей «Квартет. Живой звук».

Элвис двинулся поближе к сцене. Максим и Бакс пошли следом за ним, благо публики в зале торчало немного, от силы человек пятьдесят, так что по головам лезть не пришлось.

Отсюда лица музыкантов оказались легко различимыми. Максим пригляделся. И чуть не офонарел: на сцене сидели Джон Леннон, Джими Хендрикс, Джим Моррисон и Виктор Цой.

Оглянулся на Бакса. Тот выглядел совершенно спокойным. Видимо, рэперы таких музыкантов попросту не знают. Для них что Джон Лорд, что Кит Эмерсон, что Джимми Пейдж, что Эрик Клэптон – одна ботва…

В унисон зазвучали вступительные аккорды какой-то задумчивой песни. Вроде бы знакомой, только в столь сложной аранжировке не сходу узнаешь. Тем не менее все четверо, улыбаясь друг другу, играли одно и то же.

– Вот самое обидное, старик, – Элвис кивнул на Цоя и прошептал на ухо Максиму: – Цой по-прежнему жив, а мы с тобой – нет.

Между тем Джон Леннон, хрипловатым голосом, совершенно чисто выговаривая русские слова, запел, с грустью и почти бернесовской теплотой:

– Темная ночь, 

Только пули свистят по степи, 

Только ветер шумит в проводах, 

Тускло звезды мерцают…

За ним вступила остальная троица, изобразив вполне приличное многоголосие.

Когда они вывели заключительную строчку: «И поэтому, знаю, со мной ничего не случится», – Бакс не выдержал:

– Ну с этими-то точно ничего не случится… Что за старые перцы?

– Ты их не знаешь? – Максим разыграл неподдельное удивление. – Темный ты, брат!

Бакс и не подумал обижаться:

– Я не темный. Я рэпер. Рэперы подобные стаффы не читают! – Он повернулся к Элвису. – Пива я не хочу. Но портвешок после такого концерта пришелся бы в самый раз.

– Тут вина не подают, – сказал гид. – Идемте в другое место.

И повел подопечных к выходу.

А в спину им теперь неслось «Огней так много золотых…» 

* * *

Они сидели на совершенно пустой трибуне южноморского футбольного стадиона. Противоположная трибуна тоже заполненностью не отличалась. А за воротами вообще трибун не было. Яма с песком для прыжков в длину да несколько батутов между стойками для прыжков в высоту. В общем, небольшие легкоатлетические площадки. Тоже пустые.

Судя по всему, фитнеса после карантина местным обитателям хватало за глаза и за уши, и на занятия профессиональным спортом их не тянуло.

Правда, за противоположной трибуной виднелась пара верхних этажей какого-то здания из стекла и бетона – то ли современный пристадионный комплекс с раздевалками, то ли кому-то из сильных мира сего удалось оттяпать у спортивного сооружения часть территории и построить на ней какую-то хрень.

На небе по-прежнему светило яркое солнце.

Максиму оно совершенно не мешало. Рэперу и Элвису, судя по всему тоже: никто не потел и не обмахивался ладошками или газетами, как иногда бывает на нормальных человеческих стадионах.

У ног Бакса стояла открытая, но так и не початая бутылка вина. По дороге сюда гид завел их в один из местных магазинов, где старая мымра пенсионного возраста с сожженными перекисью волосами снабдила страждущего рэпера бутылкой какого-то пойла.

– Ух ты, кул! – восхитился Бакс. – Халява, сэр!

Однако вина он отчего-то до сего момента так и не попробовал.

Максим задумчиво смотрел на дальние ворота, где торчал высоченный вратарь в экипировке времен Льва Яшина – в большой кепке с козырьком и странной формы перчатках. Он стоял на линии ворот, подняв руки с раскоряченными пальцами и пружинисто переминаясь с ноги на ногу. Как будто на поле перед ним присутствовал кто-то невидимый…

– Хороший был воротчик, – сказал Элвис. – За местную команду играл. Только очень уж нервный. Пенальти на девяностой минуте дали, финал краевого кубка, решающий матч, счет «два – два», цена ошибки – поражение, отыграться не успеешь. В кубке же, как известно, только один победитель, а все остальные – проигравшие. От излишнего волнения бедняга и скончался. Кондратий хватил. Ну, то есть сердце не выдержало. Теперь вот стоит и ждет, когда пенальти этот пробьют. А там пенальти он бы взял наверняка. Хороший был воротчик.

– Слушай, бро, – сказал Бакс, – а ты сам-то как коньки отбросил?

– Да в общем очень глупо. – Элвис замялся. – Как последний лох, откровенно говоря.

– Это каким же образом? – Бакс, не стесняясь, рассмеялся.

– Я в конкурсе участвовал.

– А че за конкурс-то?

– Да конкурс исполнителей, естественно. Музыкальный. Песни Элвиса Пресли.

– Типа караоке? И че, кроме тебя там кто-то еще участвовал?

– Конечно, – обиженно сказал Элвис. – Тридцать человек соревновались. Лучшие эстрадные исполнители. Со всей страны.

Он вытащил из нагрудного кармана свернутый прямоугольник какой-то желтоватой бумаги, положил на скамейку и медленно, осторожно принялся расправлять. Судя по его аккуратным движениям, для него это был очень дорогой сердцу документ.

Максим пригляделся.

На скамейке лежала небольшая вырезка из газеты.

Бакс взял ее в руки, минутку поразглядывал и передал Максиму.

Это была публикация о конкурсе, украшенная фотографией участников, среди которых