– С того, mon Admiral, что артефакт испускает тахионы, а я их регистрирую с помощью тахиметра, так сказать, веду учет, и надо заметить, это весьма интересное занятие. Правда, излучение слабенькое – а у какого вещества оно мощное? – но это все же лучше, чем вообще ничего. И вот за микросекунду до того, как тахиметр уничтожило взрывом, он успел зафиксировать одну-единственную частицу, прилетевшую со стороны полюса.

– А ты сама не… ранена? – спросила Мадонетта.

– Как это любезно с твоей стороны! Нет, я не пострадала, ведь меня как таковой там не было. Я поспешила собрать новый тахиметр и отправила его на место взрыва, но, увы, обследование развалин не дало результата. Там сейчас только фоновое излучение.

– А ты знаешь причину взрыва?

– Друг мой Флойд, я рада, что ты решил поучаствовать в нашем взаимополезном общении. Отвечаю на твой вопрос: да. Очень мощное взрывчатое вещество. Могу дать полную формулу, но уверена, тебе это покажется невероятно скучным. Вам, дорогие мои, достаточно знать, что некогда эта взрывчатка широко применялась в горнодобывающей промышленности. Она называется осбрехитит.

– Впервые слышу.

– Неудивительно, Адмирал, поскольку выяснилось, что с течением времени она теряет свои свойства. Производство осбрехитита свернули, заменив его новыми, более устойчивыми взрывчатыми веществами.

– Когда? – спросил я.

– Чуть больше трех веков назад. Тебя интересует точная дата?

– Да нет, пожалуй, это лишнее.

Мы поморгали, тупо глядя друг на друга. Что бы еще почерпнуть из этого кладезя историко-химической мудрости? Только Мадонетте пришел на ум верный вопрос:

– Скажи-ка, ИРИНа, у тебя есть какие-нибудь догадки насчет этого происшествия?

– Тысячи, милочка. Но излагать их не вижу смысла – необходимо собрать побольше данных. Пока могу сказать, что мы – в начале шахматной партии, и вариантов ее исхода – миллионы. Однако могу назвать несколько цифр. Вероятность случайного взрыва: ноль процентов. Вероятность того, что взрыв связан с похищением: шестьдесят семь процентов. Дальнейшее – в ваших руках.

– То есть?

– Попробуй рассуждать логически, cher Джим. Вы мобильны, тогда как я, фигурально выражаясь, прикована к рабочему месту. Я могу давать советы и сопровождать вас в виде рации, но основное решение принимать вам.

– Какое еще решение? – ИРИНа подчас просто невыносима.

– Я дам вам новый тахиметр. Если пойдете с ним в указанном мною направлении, то сумеете обнаружить находку.

– Спасибо. – Я протянул руку и выключил ИРИНу. – Похоже, и впрямь надо решать. Кто пойдет по следу? Только не отвечайте хором, лучше дайте высказаться мне, потому что я – самая главная Крыса. У меня такое чувство, что настало время прореживания наших рядов. Я заявляю, что Мадонетта дальше не пойдет. Она была нужна как солистка и бесподобно справилась с этой ролью. Но гонка по ледяным пустыням за сумасшедшими любителями подсовывать мины вековой давности – не для нее.

– Поддерживаю Джима, – высказался адмирал Стинго.

– И я. – Флойд не дал Мадонетте возразить. – Это и впрямь работенка не для тебя. И не для Стинго.

– А разве не мне решать? – прорычал Стинго в классической адмиральской манере.

– Нет, – охладил его я. – Если хочешь нам помочь, лучше всего сделать это прямо здесь. Оборудовать базу. Итак, решение принято, все возражения отклоняются. Демократию я признаю лишь в тех случаях, когда она меня устраивает.

Адмиральский оскал сменился обычной улыбкой. Стинго был слишком сообразителен, чтобы упрямиться.

– Согласен. Мой срок годности для оперативной работы давно истек. Это подтверждают больные кости. Мадонетта, пожалуйста, уступи нажиму истории со свойственной тебе грацией. Тебе это не нравится, но ты киваешь, да? Вот и прекрасно. В дополнение к услугам любезной ИРИНы я позабочусь о том, чтобы Специальный Корпус предоставил вам все необходимое. Вопросы?

Он развернулся вместе с креслом и обжег нас взглядом, но мы промолчали. Он удовлетворенно кивнул. Мадонетта подняла руку.

– Теперь, когда все решено, можно кое о чем вас попросить? Из разговоров с девочками я узнала, что здесь очень любят музыку Крыс, и…

– …и нельзя ли дать последний концерт перед развалом группы? О чем разговор?! Все «за»!

Все весело загомонили, только Стинго приуныл, вспомнив, что его инструменты обратились в горстку молекул. Но умница Мадонетта еще раз блеснула предусмотрительностью:

– Я порасспрашивала девочек. Говорят, тут очень миленький камерный оркестрик. Есть и симфонический. Думаю, хотя бы один инструмент для Стинго подойдет.

– Любой! Хоть все! Только спустите меня с цепи! – И с этой минуты я видел вокруг только счастливые лица.

Благодаря чудесам современной медицины, заботливому уходу, а также лошадиным дозам болеутоляющего и изрядной порции горячительного для Стинго мы смогли дать концерт в тот же день. Дневной – поскольку ночь на этой планете равнялась двум нашим суткам и не стоила того, чтобы ее дожидаться.

На стадионе мы увидели настоящее столпотворение. Нас встретили бурей восторга, и всем, похоже, было наплевать, что Стинго выступает без костюма и в инвалидном кресле. «Стальные Крысы» давали последний концерт и хотели, чтобы он запомнился надолго. Естественно, все милитаристские и жлобские песни пришлось из репертуара выкинуть. Мы начали выступление с нежного, мягкого блюза:

Голубой мир,

Для тебя я пою.

Голубой мир,

Слышишь песню мою?

Голубой мир,

Помоги мне, молю.

Голубой мир.

Вот мы здесь

И не можем уйти.

Вот мы здесь,

Перекрыты пути.

Голубой мир.

Жизнь была нам мила,

Нас планета звала и манила.

Вниз ракета несла,

Под лучи голубого светила.

Как посадка легка!

Как прекрасно, как здорово было!

Голубой мир.

Не вернуться назад,

И навеки здесь должен остаться я.

Наша жизнь – это ад

На дне колодца гравитации.

Голубой ми-ии-иир…

В тот день мы много раз пели на «бис», а покидали стадион предельно вымотанные и счастливые, как настоящие артисты, потрудившиеся на славу. Потом я улегся на койку, но перед этим не удержался и посмотрел, сколько мне еще осталось.