то время как его братья стали готовиться к штурму, которому помешало вмешательство киевлян, сумевших предотвратить взятие города[588]. Мирный договор между князьями был заключен на том условии, что Святополк предпримет карательную экспедицию против Давида.

На этом «вторичный» слой летописного текста заканчивается. Сюжетная нить возвращается к прерванному рассказу о том, что Василько, находясь в заточении во Владимире, перед Великим постом 1098 г. встретился с Василием, выполнявшим функции посредника в его переговорах с волынским князем (и впоследствии включившим его рассказ в летопись). Правда, и в этом рассказе встречаются следы редакторского вмешательства, обусловленного вставкой дополнений о Владимире Мономахе: по тексту Василько вступает в переговоры с Давидом, узнав о том, что на волынского князя ополчились Владимир и Святополк. Однако экспедицию на Волынь в действительности предпринял один Святополк, на которого данная задача была возложена коллективным решением князей. Из рассказа Василия следует, что первым о разрешении сложившейся ситуации задумался Давид Игоревич, очевидно пытаясь найти выход из критического положения прежде, чем кто-либо из князей предпримет против него ответные действия. В существующем виде рассказ Василия наводит на мысль, что Давид больше всего опасался Владимира Мономаха и даже предложил Васильку выступить посредником в переговорах с ним, обещая дать ему за это один из своих городов (Всеволож, Шеполь или Перемиль). Однако, как мы говорили, экспедиция против Давида была поручена Святополку, а не Владимиру и состоялась она не весной 1098, а весной 1099 г. Учитывая эти фактические несоответствия, надо предположить, что предложение о посредничестве Василька не присутствовало в рассказе Василия, а появилось в процессе формирования текста ПВЛ. Более правдоподобным выглядит утверждение Василька о том, что Давид хочет выдать его полякам, которым он «много зла творих»[589], хотя то, что Давид вступил в контакт с Васильком, свидетельствует о его заинтересованности в урегулировании отношений со своим пленником. Но чем были вызваны столь непоследовательные действия?

По всей видимости, Давид Игоревич опасался вовсе не Святополка Изяславича, который весной 1098 г. сам был вынужден обороняться за стенами Киева, и не Владимира Мономаха, который прямого отношения к волынским событиям 1098–1099 гг. не имел, а брата Василька Володаря. Но экспансионистские настроения, очевидно, одержали верх над пацифистскими и «приходящу Велику дни, поиде Давыдъ, хотя переяти Василкову волость», – пишет летописец Василий. Так как Пасха 1098 г. приходилась на 28 марта[590], князь, вероятно, отправился в поход не ранее начала апреля. Таким образом, конечной целью устранения Василька с политической арены являлась экспроприация его владений, однако, встретившись у Божьска с войсками Володаря, Давид заперся в городе, где был осажден перемышльским князем, который согласился снять осаду в обмен на освобождение Василька. Весной того же года (вероятно, в конце апреля или в мае) Ростиславичи открыли против волынского князя военные действия. О том, что Давид «затворися в Володимери», в тексте говорится два раза (до и после рассказа о взятии города Всеволожа), а поскольку упоминание о нем встречается в той части статьи, которая имеет следы редактирования в интересах Владимира Мономаха, можно предположить, что после слов: «И наставши весне, приде Володарь и Василько на Давыда» – должно следовать: «и затворися Давыдъ в Володимери, и си оступиша градъ», а сюжет об опустошении Всеволожа следует признать позднейшей вставкой. Не надеясь взять Владимир штурмом, братья вступили в переговоры с городским населением, требуя выдать им Туряка, Лазаря и Василя, подговоривших Давида на интригу против Василька. Жители Владимира собрали вече, на котором постановили сражаться за Давида в том случае, если он выдаст инициаторов преступления Ростиславичам. Под давлением горожан князь был вынужден послать за «мужами», ранее отправленными в Луцк, и выдать схваченных в Турийске Лазаря и Василя, в то время как Туряк бежал в Киев. После этого Ростиславичи заключили мир с Давидом и после казни Лазаря и Василя отступили от Владимира.

Как полагает А.А. Гиппиус, на этом рассказ летописца Василия заканчивается и далее повествование продолжает редакторский текст о войне Святополка с Давидом и Ростиславичами. Однако взгляд на сюжет о разорении Всеволожа как на позднейшую вставку позволяет выделить еще одно дополнение к авторскому тексту – осуждение поступка Володаря и Василька со ссылкой на ветхозаветную книгу Второзаконие (32: 41, 43): «Се же 2-е мщенье створи, егоже не бяше лепо створити, да бы Богъ отместник былъ, и взложити было на Бога мщенье свое, яко же рече пророкъ: „и вздам месть врагом и ненавидящим мя вздам, яко кровь сыновъ своихъ мщаеть и мстить, и вздасть месть врагом и ненавидящим его“»[591], которая ранее являлась одним из аргументов, позволявших отнести Василия к представителям духовного сословия[592]. Показательно, что в рассказе Василия ответственность за инцидент возлагается не столько на Давида Игоревича, сколько на «мужей», в которых следует видеть скорее княжеских дружинников[593], чем представителей владимирской общины[594], так как горожане, во-первых, сами отказались защищать их от Ростиславичей, а во-вторых, заставили отступиться от них князя, который, по всей видимости, и был их патроном[595]. В то же время нельзя не заметить, что события 1098 г. продемонстрировали усиление во Владимире политического значения городского населения, в переговоры с которым были вынуждены вступать князья.

Автор «вторичного» слоя текста в статье 1097 г. использовал фигуру теребовльского князя с целью возвеличивания Владимира Мономаха. Однако, установив этот факт, А.А. Гиппиус, к сожалению, обошел молчанием вопрос о политическом основании появления в летописном тексте этих редакторских дополнений. Между тем летописное известие о заключении в сентябре 1113 г. брака между сыном Мономаха Романом и дочерью Володаря Ростиславича[596],

который положил начало стратегическому партнерству Ростиславичей с киевским князем, продолжавшемуся вплоть до 1123 г., позволяет понять, почему события 1097–1098 гг. стали столь актуальны для Мономаха, что составитель редакторского текста пошел на целенаправленное усложнение истории династического конфликта 1097–1100 гг., включив не только домыслы о том, что Василько после Любечского съезда мог объединиться с Владимиром против Давида и Святополка, но и не менее претенциозное предположение, будто Василько планировал отнять у Святополка Туров и Пинск, в результате чего в качестве одной из предпосылок конфликта явилось гипотетическое покушение на «отчинный» принцип распределения волостей, санкционированный Любечским съездом.

Судя по порядку изложения событий военной кампании 1099 г. автором «вторичного слоя» текста, Святополк Изяславич из Киева отправился в Берестье на переговоры с Владиславом Германом (которые могли быть запланированы заранее). Это обстоятельство побудило Давида Игоревича обратиться к польскому князю с просьбой о содействии в урегулировании отношений со Святополком (подкрепленной суммой в 50 золотых гривен). Однако в ходе переговоров Святополк дал Владиславу «дары великы