“Если вы вообще не обладаете доброжелательством к людям, работайте над ним… Нет… несчастных волею судеб. Есть несчастные, носящие в себе унылое упорство воли вместо любви к жизни и к человеку, ставя себя центром жизни… Следите за собой, и вы постоянно будете расти в своих талантах… Самый тяжелый камень преткновения для творчества… – это склонность так направлять свое внимание, чтобы всегда видеть в соседях плохое, выпирающие недостатки, а не скрытое в них прекрасное, это вообще свойство малоспособных и малоразвитых натур – всюду видеть плохое…”

Эти слова К.С. Станиславского, вероятно, всем хорошо известны, однако далеко не все им следуют. Силы прекрасного, потребность в прекрасном, умение различать его в жизни и вбирать в себя и породили тот особый мир, созданный только человеком, его мощной творческой энергией, его беспредельной фантазией, мир, который существует на земле столько же, сколько живо человечество, и который мы называем искусством. Ведь почему-то захотел человек создать, например, не просто круглую чашу для питья, а и украсить ее орнаментом, рисунком, особым изгибом ручки. В искусстве люди всегда находили источник веры в добро и красоту жизни, источник воли к жизни – и его творцы, и те, для кого творят художники.

Уверен, что мало какой вид деятельности человека можно в этом смысле поставить рядом с искусством, которое незаменимо в процессе самостроительства человеческой личности, ее нравственного мира. Я не хочу говорить всем надоевшее слово “воспитание”. И ни в какой другой деятельности так мощно не проявилась доброжелательная и сострадательная созидающая сила человека – фантазия. Это она лежала в основе всех творческих свершений человека. Это она “спроектировала” материальную культуру и искусство, конечно, согласно материальным и социальным потребностям человечества.

Фантазия человека – его сны наяву, какие-то таинственные вспыхивания человеческого мозга и души. Поразительное свойство человеческого сознания. Достаточно быть обыкновенным человеком, чтобы столкнуться с самыми настоящими чудесами. Чудеса начинаются и в снах наших. Иногда вы их помните, иногда не помните; сны бывают невероятной силы и странности. Но зачем-то нам их показывают? Кто их показывает? Какой в них смысл? Есть сны, которые становятся действительностью. Откуда они, эти сны, которые я не могу забыть? Что это за тайна? Искусство – это дневные сны человеческой фантазии, которая стала жить своей жизнью, как жизнь природы, как реальность человеческого бытия. Творения искусства, существующие тысячелетия, стали второй природой, второй объективной реальностью и вторым хлебом насущным. За этим “хлебом” и приходят люди в театры, кино и на выставки.

Есть такое понятие – ви́дение художника, правда воображения, правда вымысла. Видение художника, писателя, который создает свой, им вымышленный мир и заставляет нас жить этим вымыслом, который весьма опосредованно и условно соотносится с реальностью.

Искусство – некое иносказательное выражение существа мира, своеобразная знаковая система. Искусство – непрерывное исключение из реальной действительности целого ряда факторов. Недаром говорят, что творить – это изменять.

И все же, как ни условно искусство по отношению к действительности, как далеко ни уводила бы нас сила воображения, в самых фантастических наших снах наяву мы все равно оперируем знаками реальности. Могущество творческой фантазии так или иначе питается реальной жизнью, конкретным жизненным опытом. Вот и еще один удивительный парадокс.

И вот сейчас, в Доме творчества “Сенеж”, перед лицом желтеющей густой березы за окном, тихо падающих желтых листьев, ритмом легких волн на озере в березовых просветах мое прошлое пробивается через тяжеленный “культурный слой” толщиной в шесть с лишним десятков лет.

Каждого из нас формирует вся наша жизнь, люди, встречавшиеся на пути. Я художник. И моя память хранит свои впечатления, свои источники творчества, осуществление себя в профессии. Ведь с самого детства жизнь щедро предоставляла мне право выбора “натуры”, питала мою фантазию.

С чувством большого интереса, нет, страсти к видимому я живу и сейчас. Страсть к живому телу жизни, изумление перед ее фантастической грандиозностью и в большом, и в малом заставляла и заставляет меня пытаться отразить ее, эту страсть, в моей работе – и в театре, а теперь – главным образом в живописи.

Мой папа был замечательным человеком, большим мастером и вечным тружеником. Искусство было для него смыслом, а не средством существования. Работая всю жизнь только ради него, он был художником искренним и плодотворным. Начав свою творческую карьеру в качестве театрального художника, он оформил около двухсот спектаклей на сценах больших и малых. Он любил театр всем сердцем, как любят его лишь святые, одухотворенные люди. За полвека в русском драматическом театре, с 1930-х по 1980-е годы, отец прошел через множество художественных стилей и методов решения сценического оформления пространства, соединив в своем творчестве Запад и Восток, Север и Юг. От конструктивизма к реализму, от диапроекции к поворотному кругу, от павильонной конструкции к сценической живописи – он в совершенстве овладел всеми секретами сцены, которую знал как свои пять пальцев, и ТЕАТР отплатил ему успехом, аплодисментами и славой.

Нет в искусстве ничего более эфемерного, нежели театральное зрелище. В момент действа сотни и тысячи людей мечтают хоть одним глазком увидеть на сцене творящееся артистами, режиссером и художником волшебство. Но вот тают огни рампы… Закрывается занавес, пустеет зал, и лишь иллюзорное воспоминание об увиденном остается жить с нами. Покуда мы дышим! Когда же пробьет наш час земной, мы уходим вместе со своим поколением, и о спектакле остаются лишь восторженные воспоминания современников, стопка пожелтевших фотографий, несколько выцветших костюмов и в лучшем случае что-то из реквизита. Всё тленно.

Театр – это живое искусство, часто говорил папа и, памятуя об этом, сумел воссоздать в безликом социалистическом СССР особый тип театральных декораций, новаторских, но и традиционных, тесно связанных с искусством и духовной атмосферой XIX века. Он обожал Россию и ее замечательное, великое прошлое. Свое пристрастие к людям ушедшей эпохи, их одеждам, изысканным интерьерам, к усадебной и столичной архитектуре и поэтичным пейзажам он сумел передать современникам, сумел заставить зрителей с любовью и состраданием вспоминать о давних временах. Трепетное прочтение художником А.П. Васильевым творчества Гоголя, Тургенева, Островского, Достоевского, Толстого, Чехова и Горького стало хрестоматийным и непревзойденным. Секрет его неповторимого ви́дения русской сцены хранился, на мой взгляд, в принадлежности отца к большой традиционной русской культуре, которую передали ему по наследству его родители и семья. Воспитанием, примером и поощрением!

Мой папа был совершенным продуктом царской эпохи. Он родился 11 января 1911 года (29 декабря 1910 года по старому стилю) в Самаре в семье титулярного советника и инспектора Императорского судоходства Волжского и Симбирского бассейнов, начальника судоходного надзора на участке от Сызрани до Симбирска при Министерстве путей сообщения Павла Петровича Васильева и его жены, Нины Александровны Брызжевой. Моя бабушка была дочерью тульского офицера, героя Плевны, изобретателя нового вида ружья для царской армии, отставного надворного советника Александра Павловича Брызжева, скончавшегося в 1908 году. Нина Александровна родилась 13 июня 1884 года в Одессе и была близка морю, духу портовой жизни. Родители моего папы были честными и добрыми людьми, влюбленными в искусство, и особенно в театр. Они венчались 16 июля 1907 года в Севастополе, на Корабельной стороне, где прошло детство моей бабушки. Поручителями (эквивалент современных свидетелей) с дедушкиной стороны были коллежские секретари Борис Евгеньевич Раздольский и Владимир Иоаннович Фомин, а со стороны бабушки – врач Александр Александрович Козловский и потомственный дворянин Станислав Иоаннович Годецкий. Это был второй брак бабушки, ранее она была замужем за поручиком Михайловым.