Поскольку в приведенном выше примере шла речь о проецировании своих инстинктов на окружающий мир, Фрейд утверждала, что подобная форма защиты является относительно здоровой. Более сильной и зачастую более разрушительной формой защиты является подавление, поскольку для его сдерживания требуется огромное количество энергии.

Она рассказала о девочке, которая росла среди братьев и, испытывая чувство обиды и неприятия очередной беременности своей матери, возненавидела ее. Подавляя чувства, которые девочке казались плохими, ее Я пыталось защитить себя от их повторного проявления при помощи усиления прямо противоположных эмоций: чрезмерной любви к своей матери и обеспокоенности относительно собственной безопасности. Зависть и ревность девочки трансформировались в благожелательность и заботу об остальных людях. Хотя это помогло ей ужиться в атмосфере собственной семьи, подавление природных инстинктов привело к ослаблению нормальных реакций и душевной силы ребенка.

В другом примере у маленькой девочки родились фантазии о том, что она хочет откусить пенис у своего отца, и, чтобы избежать подобных чувств, ее Я выработало в ней полное неприятие к откусыванию в целом, что вызвало серьезные проблемы, связанные с употреблением пищи.

В обоих случаях, хотя Я пребывало в «спокойствии», поскольку ему больше не нужно было разрешать внутренние конфликты, страдания девочек, после первоначального подавления проблемы, перешли на другой уровень. Подавление является самой опасной формой защиты, отмечала Фрейд, поскольку оно заглушает полностью всю область наших природных инстинктов, приводя к смерти самой личности.

Совсем не обязательно, что все формы защиты являются плохими, они могут просто отражать попытки человека справиться с реальной угрозой. Если мы рассмотрим механизмы защиты, создаваемые детьми, то увидим, что дети чувствуют себя относительно слабыми в мире всемогущих взрослых и пытаются компенсировать собственные ощущения своими фантазиями и придуманными ролевыми играми. Зачастую, когда ребенок испытывает страх перед каким-то образом, возможно, привидением или злым человеком, он вбирает в себя характеристики этого объекта, притворяясь привидением или одеваясь, как ковбой или грабитель. Он переходит от пассивной роли к активной. Это помогает ему вернуть себе силы, почерпнув их из окружающей среды.

Фрейд анализировала случаи, когда мальчики или девочки рассказывали истории о том, как им удавалось укротить злого старика, богатого, всемогущего и страшного, похожего на деда маленького лорда Фаунтлероя[63]. Ребенок трогал сердце старика так, как еще никому не удавалось, и в результате тот превращался в настоящего человека. В других рассказах речь шла об укрощении животных или превращении чудовищ в людей. Как правило, подобные истории представляют собой оборотную сторону реальности. Они позволяют детям компенсировать недостаток их силы в реальных взаимоотношениях, например в отношения отца и сына, и примирить их с реальностью через ее отрицание, как бы парадоксально это ни выглядело.

Фрейд отмечала, что подростки зачастую становятся замкнутыми и пытаются изолироваться от остальных членов своей семьи. Другой отличительной чертой подросткового возраста является переменчивость во взглядах и характере. Ни в какой другой период жизни человек так быстро и искренне не меняет стиль своей одежды или прически и не испытывает столь ярой приверженности определенным политическим или религиозным идеалам. Одновременно с этим подростки считают себя центром мироздания и посему склонны к нарциссизму. Они «отождествляют» себя с идеями или другими людьми, вместо того чтобы реально оценить и полюбить себя такими, какие есть.

Фрейд отмечала, что в любой отрезок жизни, характеризирующийся повышенной сексуальной активностью, существует опасность развития невротических или психических заболеваний, если Я человека будет не в состоянии правильно реагировать на возникающие потребности. Для Я всплеск инстинктивных стимулов означает реальную угрозу, против которой оно должно задействовать все свои силы, чтобы не потерять возможность заново заявить о себе.

Именно в этом Фрейд видела главное объяснение тому, почему в юношеском возрасте люди столь сосредоточены на себе, — это позволяет оградить собственное Я от шквала новых и сильных вещей и явлений, которые сыплются на человека со всех сторон.

Фрейд признавала, что описание различных защитных механизмов, возникающих в ответ на тревоги и страхи, нельзя считать точной наукой. Как она может стать таковой, когда мы имеем дело со скрытыми лабиринтами мозга, желаниями и стремлениями, а также реакцией человека на социальное давление? Психологию Фрейд определили как ненаучную, и во многих смыслах это является справедливым. На смену психоаналитикам пришли психотерапевты и когнитивные психологи, не слишком интересующиеся тем, что у человека было в прошлом и к чему он стремился ранее. Их основная задача сводится к тому, чтобы исправить ошибочный образ мышления человека, который и привел к неудовлетворительным эмоциям и формам поведения.

Это все хорошо и правильно, однако подобный подход может привести к тому, что мы упустим некоторые аспекты фрейдовской психологии: ее взгляд на человека сквозь призму «секса и агрессии», ее глубокие знания о сновидениях и мифологических символах, ее акцент на борьбу между Я, Оно и Сверх-Я. Подобные концепции продолжают приносить свою пользу, и в том, что касается защитных механизмов, они более чем реальны, поскольку каждый человек может описать, по крайней мере, один из них, не прилагая для этого особых усилий.

Исследование неврологической природы защитных механизмов недавно получило свое продолжение (см. главу о В. С. Рамачандране), что говорит о том, что психоанализ все-таки имеет свою научную ценность. Основная заслуга Анны Фрейд заключалась в том, что она переложила теорию своего отца в практику, и, если когда-нибудь принципы фрейдовской психологии снова вернутся на первый план, работы Анны Фрейд будут считаться наиболее влиятельными в этой области.

Анна Фрейд

Родилась в 1895 году. С самого рождения между Анной и отцом установились очень близкие отношения. Она была неугомонной ученицей, читала взахлеб и благодаря друзьям семьи, посещавшим их дом, смогла выучить несколько иностранных языков. Ее старшая сестра Софи считалась «красотой», а сама Анна — «умом» семьи.