Она покачала головой, поскольку дважды сваляла дурака, и повернулась, чтобы вернуться на крыльцо. Прекрасно, Айрис. Ты чуть не вызвала копов к технику.

Она так и не увидела следов за цистерной, рядом с домом. Не обратила внимания, что узкое оконце подвального помещения хоть и было прикрыто, но неплотно.

Несмотря на медленную работу нагревателя, на тяжело разгорающийся камин, на щели в окнах, куда, как в решето, уходил теплый воздух, каждый раз, когда Айрис входила в этот старый дом, происходило чудо. Как бы плох ни был день, в ту минуту, как она оказывалась в своей уютной кухне, все беды начисто исчезали, словно сам дом отказывался впускать их. Она не знала, в чем тут было дело – может, в домашнем уюте, которым дышали и старая деревянная мебель, и овальные дверные проемы, и большие камины, – но она знала, что никогда раньше не испытывала ничего подобного.

Пак сидел перед холодильником и жмурил большие зеленые глаза, молчаливо приветствуя ее. Даже не успев скинуть куртку, Айрис взяла Пака на руки, погладила его шелковистую черную шерстку и щекой, к которой он прижимался, почувствовала, как в животе у него зародилось басовитое мурлыканье. По возвращении домой ее ждет не так много теплых живых существ, но сегодня и этого более чем достаточно. Когда Айрис поставила кота на пол, он жалобно мяукнул, и Айрис поняла, в чем дело. Каждому живому существу надо, чтобы его время от времени обнимали.

Движением плеч Айрис скинула верхнюю одежду и повесила ключи от машины на самодельную доску с колышками, из-за которой казалось, что тут живет дворник. Колышков было всего пять, и на каждом плотно висели кольца с ключами, большинство из которых так и остались здесь, когда она покупала дом. Тут была, самое малое, сотня ключей, и Айрис не имела представления, к каким замкам они подходят. Она не решалась выкидывать их, надеясь, что наконец найдет те тайные двери, к которым они подойдут.

Да, она чувствовала себя храброй малышкой, когда шла по этим зловещим следам, пока не убедилась, что ведет себя как дура, но все же почувствовала себя обязанной первым делом обойти весь дом. Что она и сделала, на каждом шагу щелкая выключателями, пока весь дом не засиял, как торт для столетнего юбиляра. Когда она убедилась, что единственными обитателями дома были они с Паком, то поставила перед котом тарелку с тунцом, а себе налила стакан вина.

– Твое здоровье, Пак.

Пак понюхал тарелку, набил себе полную пасть и, моргнув, снизу вверх посмотрел на хозяйку, явно растерянный от такого редкого дара, как человеческая пища.

– Мы празднуем мой первый рабочий день, так что тебе я купила тунца, а себе шардоне.

Пака ответ явно устроил, и он вернулся к своему занятию.

То ощущение, с которым она вступила на порог дома, вино окончательно укрепило. С третьим глотком Айрис почувствовала, как последние остатки напряжения покидают ее, уступая место усталости. Такое простое действие, как запереть заднюю дверь, казалось невообразимо сложным. Было так трудно сдвинуть древний засов, и требовались все силы на то, чтобы пройти через дом, выключая по дороге иллюминацию, проверить запоры на окнах, с трудом припоминая, налево или направо их поворачивать.

«Просто великолепно, – подумала она – в довершение ко всему выясняется, что ты дешевая пьяница. Три глотка вина, и тебе уже море по колено».

Как бы у нее ни подгибались ноги, она миновала пролет лестницы до спальни, чувствуя себя альпинистом на Эвересте – правда, без флага, который надо водрузить на вершине. Она обрадовалась, что не утонула под душем, вспомнила, что надо почистить зубы и повесить кобуру у изголовья, – и больше она ничего не могла вспомнить, кроме того, что стоит подтянуть одеяло до подбородка.

«Хорошо выспаться», – припомнила она слова Сэмпсона, закрывая глаза.

Но в подвале была другая пара глаз, смотревших вверх, в потолок, откуда доносился звук поскрипывающих половиц, пока Айрис ходила по дому. Они ждали, когда пол смолкнет.

Айрис так никогда и не могла понять, что заставляет ее просыпаться в середине ночи – во всяком случае, в этом доме. Белки на чердаке копались в своих зимних запасах орехов; мыши за стенами шелестели остатками газет столетней давности, которые в давние времена использовались для утепления стен; ветви деревьев царапали обшивку дома; а однажды черный медведь задолго до срока проснулся от спячки и опрокинул жаровню для барбекю в поисках остатков летних пиршеств. Толком она не могла понять.

И ночью она вернулась к событиям дня – от медленной утренней зарядки севшей батареи до хруста снега под ногами, когда вечером она шла по следам техника. Она снова видела мертвое лицо Стива Дойла и изуродованную Джули Олбрайт, которые лишали ее покоя даже во сне.

Повернув голову направо, она посмотрела на часы. Три часа ночи. Хватает времени, чтобы снова забраться под теплое одеяло и поспать несколько часов перед тем, как ее голые ноги коснутся холодного пола, чтобы начать новый день. Она закрыла глаза и попыталась убаюкать себя, думая, что не надо на ночь так сильно укручивать отопление, потому что, черт побери, по утрам холодно.

Во сне ей мешали какие-то звуки, которые выдергивали ее из темноты, как рыбу на леске, и она с бьющимся сердцем открывала глаза. В самом ли деле ее разбудили какие-то звуки, или они ей приснились? Понять это было невозможно, и поэтому ей оставалось лишь лежать с бьющимся сердцем, напряженно прислушиваясь, не раздадутся ли они снова, и боясь этого, потому что звуки, которые Айрис слышала, напоминали вой дикого зверя.

Она замедлила дыхание, решив, что дышит слишком быстро, и попыталась справиться с сердцебиением. Так она пролежала минут пятнадцать, прежде чем снова услышала эти звуки и рывком села в постели.

Это Пак? Звуки слегка напоминали голос старого кота, а потом становились другими. Они звучали невероятно громко – долгие жалобные вопли, от которых кровь стынет в жилах, а Пак никогда не мяукал по ночам. Она единственный раз слышала такой его вопль, когда Марк нечаянно прищемил его хвост в дверях…

Она в ту же секунду вылезла из кровати, сбежала по лестнице, на ходу включив свет и лихорадочно соображая, что же такого ужасного случилось со старым котом, где у нее записан номер ветеринара и сможет ли она завести эту проклятую машину, чтобы доставить животное в лечебницу, прежде чем оно умрет от какой-то раны, которую Пак умудрился получить… и, войдя на кухню, Айрис остановилась как вкопанная.

Задняя дверь была распахнута настежь, ледяной ветер продувал морозом весь дом, а Пак сидел на крыльце, завывая, как предвещающее чью-то смерть привидение.

Стало ясно, что Айрис была не столько копом, сколько хозяйкой кота, потому что она рывком открыла сетчатую дверь, чтобы впустить Пака, не подумав, что на ручке останутся ее отпечатки. Лишь после того, как разъяренный комок черной шерсти пулей влетел в кухню и помчался греться бог знает куда, она поняла, что не должна была прикасаться к ручке. И только через секунду сообразила, что все это значит.