Девушка с безразличным видом повернулась и пошла по коридору, испуганное личико малыша покачивалось над ее плечом. Они не доверились клети лифта и стали взбираться по лестнице. Мэри расстроилась, что у Джейми уже есть семья. Чего уж удивляться, что ребенок таращится на нее с таким ошарашенным видом. На полпути она услышала шум множества голосов, доносившийся из открытой двери наверху. Ей вспомнилось собственное воспоминание о том, как однажды, очень давно, она готовилась войти в комнату, наполненную другими людьми, — и перед ее глазами снова промелькнул шелк того самого платья интимно-розового цвета. В каком-то смысле другие люди теперь волновали и пугали Мэри гораздо меньше, чем тогда. Такое теперь было уже невозможно: она понимала, что, войдя в комнату, вовсе не окажется в центре всеобщего внимания. Мэри осознавала, причем с самого начала своей новой жизни, что другие люди вряд ли готовы уделить хотя бы малую толику своего времени тому, чтобы подумать о других других людях.

Вслед за девушкой с ребенком Мэри по длинному коридору дошла до порога ярко освещенной высокой комнаты, битком набитой народом. Почти все парами, мгновенно отметила она. Но прежде чем комната эта успела принять ее или отторгнуть, из соседней двери выглянула голова Джейми, и он пальцем поманил ее внутрь.

— Привет, — прошептал он и закрыл за ней дверь.

Они очутились в просторной кухне — она была даже больше, чем у нее на работе. Однако, в отличие от кухни в кафе, здесь было чисто и светло и не было следов той копоти и влажной грязи на всем, чего ни коснешься. Прекрасная шевелюра Джейми была растрепана, а в глазах читалось похмельное возбуждение.

— Хочешь «Кровавой Мэри»?

— Кровавой кого?

— Это… Боже, ну ты и странная. Ты что, в бухле ни бум-бум, да? Вот. Это единственно верное лекарство от похмелья.

— А что это такое?

— Это когда напиваешься. Правда, Булгаков говорит, что всякие специи тоже помогают, а я верю всему, что читаю[23]. Вот почему здесь специй — несчитано. Тебе что, не нравится? — обиженно спросил он.

— Нет, нравится.

Он подошел к круглому белому столу, стоявшему посреди кухни. Мэри заметила, что он прихрамывает. Ноги у него были одинаковой длины, но одна гнулась гораздо хуже другой, и он переставлял ее более осторожно.

— Мое похмелье — это как летняя гроза. Одно удовольствие. Ничего не болит, просто я будто не в себе. Уверен, всяким придуркам такое незнакомо, им просто хреново: судороги там, колики, ломота… Так, теперь надо разобраться со всей этой чертовой жратвой. Ты умеешь готовить, и все такое?

— Нет.

— Совсем?

— Совсем.

— То есть как? Ты ведь девчонка, да?

Мэри кивнула.

— Тогда какой же от тебя прок, если ты не умеешь готовить? Вы, сдается, чрезвычайно высокого о себе мнения, сударыня. Постой-ка минутку. — Он ткнул в нее трясущимся пальцем. — А постель-то расстилать ты умеешь?

— Да.

— А писаешь ты сидя?

— Да.

— Ну что ж, — его тон заметно смягчился, — полагаю, два пункта из трех — это уже неплохо. Ты ведь поможешь мне тут со всем этим разобраться, а? Давай, будь другом.

Продукты, которые Джейми с треском извлекал из упаковок, выглядели незамысловато, но в то же время представлялись весьма и весьма недешевыми. Такие продукты Мэри доводилось видеть только в витринах, и в своей жалостливо поблескивающей пленке они казались слишком изысканными, чтобы в голову пришла мысль их съесть. Мэри помогала ему изо всех сил, и руки у нее, естественно, оказались намного тверже, чем у него.

— Удивительно, что у тебя есть ребенок.

— Что? Ребенок? — Он покачал головой. — Это не мой, подруга. Это ее. Детишки!., детишки? — бормотал он в точности так же, как когда-то ее друзья бормотали: «Книжки?..» — Кто-кто, но не я, старушка. У меня никаких детей не водится. Разве не видно?

— Нет, не видно. А как это может быть видно? — поинтересовалась она.

Это была как раз одна из тех вещей, которые ей хотелось научиться распознавать в других людях.

— А я и сам еще как ребенок. Бездетные все такие. Немного достает, правда? В жизни полно таких доставучих диковинок. А потому мое к ней почтение растет с каждым днем. — Он поднял взгляд, подошел к Мэри с ножом в руках и обнял за плечи. — Знаешь, а ты сегодня чудно прикинулась. — Он скользнул взглядом по красным туфлям, белой юбке и пуловеру, — Выглядишь сногсшибательно.

Сработало, обрадовалась Мэри.

— А я вот выгляжу ужасно. Только не думай, что я этого не понимаю. Видела бы ты, каким я сам себе представляюсь. Отвратнее не бывает.

— Ничего подобного, — возразила Мэри, — Ты выглядишь совсем неплохо.

Уткнувшись холодным лицом в ее оголенную шею, он издал несколько загадочных звуков — возможно, то были благодарные всхлипы. Какие-то отголоски воспоминаний вызвали у Мэри желание обвиться руками вокруг его шеи. Вполне можно было бы это сделать — в таких обстоятельствах подобный порыв выглядел бы совершенно естественно. Однако она этого не сделала. Впрочем, он почти сразу отстранился, вернулся на свое место и сосредоточился на приготовлении обеда.

В течение следующего часа Джейми подавал еду и настойчиво призывал гостей угощаться. Мэри сидела одна у окна с тарелкой на коленях. За все это время к ней обратился только один из присутствующих — мужчина с колышущимся телом и дубленым лицом. Мэри еще ни разу не встречала человека с таким громким голосом. Он вздымался над Мэри, и одна его нога подергивалась или пульсировала где-то в глубине штанины.

— Ты близкая подружка Джейми? — прокричал он.

— Да.

— Странное общество он тут собрал. А сам-то он что из себя представляет?

— Не знаю, — ответила Мэри, и на этом беседа была исчерпана.

Но Мэри ничего не имела против. Она изучала поведение парочек, и это было очень увлекательно.

В комнате было четырнадцать человек, не считая малыша, которого звали Карлос. Все непринужденно расселись у многочисленных источников света. Внезапные приливы активности заставляли Карлоса, словно заводного, ползти куда-то на ручках и уже стертых коленках, неизменно вызывая восхищенные комментарии аудитории. Он пытался ухватиться за все, что попадало в поле его зрения. Это просто должно было быть каким-нибудь — не важно каким — предметом. Несколько раз он подползал к Мэри и таращился на нее с немым испугом. Она попробовала было заговорить с ним, но он не отозвался. Он просто не мог понять, что с ней делать.

Там было шесть парочек. Мэри потребовалось довольно много времени, чтобы понять, кто с кем. Хотя в некоторых случаях это было совсем нетрудно. Одна парочка постоянно держалась за руки, не размыкая их даже во время еды. Двое других, казалось, распространяли накал своих трепетных отношений на все, что делали; их взгляды служили гибкой, но ни на миг не рвущейся линией передачи друг другу тайных сообщений. Мэри могла с уверенностью сказать, что вместе они совсем недавно. Колышущийся мужчина, который разговаривал с Мэри, был намного старше остальных — примерно настолько же, насколько Карлос был младше. Его напарница — девушка с невообразимой прической — смотрела в его сторону крайне редко, и то лишь для того, чтобы в очередной раз выразить свое презрение. Мэри не сомневалась, что в паре им долго не продержаться. Относительно других людей могло показаться, что они все ни с кем не связаны, а если и связаны, то случайно или по ошибке; но затем их половинки оказывались рядом, неумолимо на них надвигаясь, и тем приходилось смиряться со своей горькой участью. У Джейми, по всей видимости, пары не было, хотя в таких случаях ничего нельзя утверждать наверняка.