1

Помимо масонской ложи тот же самый 1932 год привел Газданова в Союз русских писателей и журналистов. Имея за плечами множество рассказов и статей, опубликованных в журналах и газетах, и отдельно изданный роман, вступил он туда по праву. К тому времени он не только сам считал себя писателем, он им стал. Правда, вступление в Союз почти не сказалось на его благополучии и уж никоим образом не повлияло на его карьеру.

Союз русских писателей и журналистов существовал почти во всех центрах русского рассеяния: Париже, Берлине, Праге, Белграде, Варшаве. Во главе отделений, как правило, стояли видные фигуры. Парижский Союз возглавлял Павел Милюков, берлинским руководил Иосиф Гессен. В Праге председателем Союза избрали Василия Немировича-Данченко. В 1928 году было решено провести первый съезд, объединяющий все уже организованные союзы. Местом встречи был назначен Белград.

В Югославии, как и в Чехословакии, существовало неразделимое братство славянских культур, русскую литературу знали и любили. Съезд проходил под покровительством короля Югославии. В честь русских писателей в королевском дворце был устроен торжественный прием. Однако практический результат от съезда был не очень велик. На съезде учредили издательскую комиссию «Русская библиотека», которая выпустила книги Бунина, Куприна, Мережковского, Шмелева, Ремизова, и без того находившие средства на издания, а молодых авторов в этой серии так и не напечатали. Другая серия — «Детская библиотека» была создана с целью воспитания национального духа у русских эмигрантских детей.

Помимо заботы о некоторых профессиональных и юридических интересах своих членов, Союзы активно занимались благотворительностью.

В Париже, где был самый многочисленный союз, каждый год для сбора средств устраивались писательские балы в гостинице «Лютеция». Здесь порой встречались непримиримые политические противники, избегавшие друг друга и видевшиеся только на публичных собраниях и похоронах. Так, на одном из писательских балов редактора «Последних новостей» Павла Николаевича Милюкова и редактора «Возрождения» Петра Бернгардовича Струве, постоянно полемизировавших и в эмиграции лично почти не встречавшихся, в виде особого аттракциона усадили за одной шахматной доской. Струве шахматным искусством почти не владел, но из тактических и дипломатических соображений, дабы не признавать себя побежденным заранее, от поединка отказываться не стал. Несмотря на низкий уровень игроков, взять на себя роль арбитра для поддержки этой благотворительной акции согласился знаменитый гроссмейстер Алексей Алехин. Зрелище, привлекавшее зрителей не спортивным, а скорее психологическим накалом, помогло устроителям внести свой взнос в общую писательскую кассу.

Бессменным секретарем парижского Союза был Владимир Феофилович Зеелер. О нем ходила слава предупредительного и внимательного человека. Газданов, как и большинство тех, кому приходилось получать пособия и ссуды от Союза, никогда не забывал о заботе Зеелера по отношению к молодым писателям. Владимир Феофилович был прекрасно осведомлен о материальном положении каждого члена Союза и знал, что писательским трудом практически никто себе на жизнь не зарабатывал. Гонорары русских изданий были слишком малы и нерегулярны, а французы не жаловали русских писателей своим вниманием. А если и обращали внимание, то только на тех, чья литературная репутация уже давно состоялась.

Критик и публицист Шарль Ледрэ, испытывая искренний интерес к русской эмиграции, издал в 1935 году книгу «Три русских романиста — Бунин, Куприн и Алданов». Потом он считал, что к ним надо еще присоединить и Ивана Шмелева. Однако молодые оставались вне поля его зрения. А знаменитый парижский литератор Дени Рош, всерьез интересовавшийся русской культурой и немало поездивший по России, вообще отдавал предпочтение классике и старался побольше переводить Чехова и Тургенева.

Постоянным молчанием обходили эмигрантскую литературу и французские книгоиздатели. Так, известное французское издательство Галлимара, в ту пору игравшее роль своеобразного окна на французский книжный рынок, напечатало до 1940 года только троих русских авторов — Алексея Ремизова, Евгения Замятина и Владимира Набокова. После Нобелевской премии они обратили внимание и на Ивана Бунина. Других русских литераторов они знать не хотели. И нашим «монпарно» оставалось смотреть только в сторону эмигрантских изданий.

В 1927 году, отвечая на запрос одного депутата от либералов, министр внутренних дел Франции сообщил, что в Париже выходит 21 издание на русском языке. Цифра сама по себе показалась депутатам внушительной. Среди издательств были названы «Вол», «Возрождение», YMCA-Press, Поволоцкий, Парижская франко-русская печать, «Русская земля», «Родник», «Родина». Однако в отчете министра не было сведений о долговечности и масштабности русскоязычных проектов, и потому благодушная картина, успокоившая депутатов, не имела отношения к реальности. В 1920—1930-е годы издательства, журналы, газеты вырастали как грибы, но и жизнь они имели короткую, грибную. Многие из них закрывались, едва успев напечатать несколько громких авторов, и потому не успевали оказать существенное влияние на литературный процесс в эмиграции. Одним из исключений стало известное нам издательство Поволоцкого. В конце 1920-х и начале 1930-х директор этого издательства благоволил к младоэмигрантам и помимо Гайто Газданова напечатал Владимира Набокова, Ирину Одоевцеву, Вадима Андреева, Ивана Лукаша. Но такого рода удача улыбалась молодым не часто.

Не лучше обстояло дело и с периодической печатью, лишь изредка попадались незнакомые имена на страницах литературных разделов «Возрождения», «Дней», «Современных записок».

В 1928 году по инициативе Георгия Адамовича журнал «Звено» организовал для начинающих литераторов конкурс с целью публикации. В журнале был очень приличный литературный отдел, в котором сотрудничали Владимир Вейдле, Константин Мочульский. Гайто послал туда свои рассказы, но публикации не дождался, о чем даже пожалеть не успел — в том же году журнал закрылся.

Еще короче оказалась жизнь «Верст», которые прожили с 1926 по 1928 год, успев выпустить всего три номера, несмотря на представительный состав: главным редактором был Святополк-Мирский, он пригласил в журнал Ремизова, Цветаеву, Шестова. Несмотря на продекларированное стремление собрать лучшие достижения в эмигрантской советской литературе, в журнале первостепенное внимание уделяли столпам философии и сразу стали печатать Николая Бердяева, Льва Карсавина, Василия Розанова, Николая Федорова, а до молодежи дело опять не дошло. Очевидно, что ей нужен был свой печатный орган. И вот в то время, когда «Воля России» в Праге доживала свои последние дни, Париж облетела радостная весть — выпустили «Числа»!

2

И внешне и по содержанию журнал «Числа» был непохож на другие зарубежные издания. До сих пор его номера, большинство из которых можно найти в библиотеках России и Франции, вместе с запахом хорошей полиграфии хранят тепло и любовь, с которыми работали сотрудники над каждым новым выпуском. Красочные репродукции с любовью проложены тонким белым пергаментом. От хорошей бумаги, красивых шрифтов, широких полей веяло забытым благополучием, Петербургом и роскошью дореволюционного литературно-художественного журнала «Аполлон». За столь изысканный облик недоброжелатели сразу обвинили «Числа» в снобизме.