Мария налила себе рюмочку какой-то «текилы» и опустошила емкость одним глотком. Затем она встала из-за стола, прибавила звук и начала пританцовывать, на все лады подвывая под музыку. Слов я не понимал, но это было совершенно не важно. Меня тоже охватило ощущение абсолютного счастья.

Ау-у, ау-ау! Я взвыл что было мочи.

– Бог ты мой! Ты поешь не хуже моего Тито Бандито!

Мария промокнула глаза и снова наполнила рюмку.

– Как я скучаю по Тито! И по семье тоже. Ты понимаешь, о чем я?

О да, я понимал. Я тоже кое по кому скучал.

– Твой хозяин, мистер Боб, кажется, хороший. Нужна ему эта противная мисс Оливия!

Да уж, связался с мерзкой гусыней.

– Может, она делает хороший минет? У нее такой большой рот!

Ха-ха-ха!

Вымыв тарелки, Мария заявила, что пора посмотреть «здоровущий телик» мисс Оливии. Я не стал спорить, и мы отправились в гостиную.

– Забирайся ко мне, малыш. – Мария похлопала рукой по белой обивке дивана.

Стоило мне залезть на диван, как на меня навалилась ужасная сонливость. Вскоре голова Марии начала клониться на грудь, а затем она и вовсе уснула. Довольный вкусным ужином и приятной компанией, я последовал ее примеру.

Боб! Боб! Боб!

Мария подскочила на месте от неожиданности. У нее так широко распахнулись глаза, что я испугался, как бы они не выпали из орбит.

– Ой! Ой-ой, мисс Оливия!

Она бросилась шарить по дивану в поисках пульта, который затерялся между подушками. Выключив телевизор, Мария принялась отряхивать диван, бормоча себе под нос нечто неразборчивое. Затем толстушка бросилась вон из гостиной.

Я же потрусил к двери. Боб только вошел и сразу же об меня споткнулся. Я запрыгнул к нему на руки и облизал лицо, чтобы показать, как я соскучился. Подумаешь, слюни повисли на носу, ерунда какая!

– Фу, – скривилась Гусыня. – Почему ты позволяешь ему это делать? Это же гадко!

– Ерунда, – сказал Боб, чмокая меня в хрящик уха. – Это же приятно. Собачья нежность.

– Каждому свое, видимо. Прошу меня извинить, мне надо кое-что проверить.

Спустя всего несколько секунд я услышал, как Гусыня орет в холле. Наверное, ее было слышно даже в Нью-Йорке.

– Мария! Немедленно в гостиную! Сейчас же!

Мария появилась со скоростью света. На ее несчастном лице застыло выражение паники.

– Да, да, мисс Оливия, я уже тут.

– Разве я неясно выразилась по поводу просмотра моего телевизора?

– Но я его не смотрела, мисс Оливия.

На самом деле мы смотрели его вдвоем. Мне было бесконечно жаль толстушку.

– Неужели? Может, это я смотрю мексиканские сериалы?

– Нет, мисс Оливия.

– А это что? Неужели собачья шерсть? На моем белом диване! Только не говори, что эта мерзкая маленькая шавка клала свои мерзкие грязные лапы на мой диван стоимостью двадцать пять тысяч долларов?!

– Я думала…

– Ты неправильно думала, Мария!

– Да, мисс Оливия.

– Неужели от тебя пахнет алкоголем?

– Простите… мисс Оливия…

– Ты ценишь эту работу, Мария?

– О да, мисс Оливия. Очень, очень ценю.

– Тогда больше никогда… слышишь? Никогда не проделывай ничего подобного! Или я вышвырну тебя из Америки в грязную Мексику! И это случится быстрее, чем ты успеешь сказать «мисс Оливия».

Боб посмотрел на меня. Я – на него. Кажется, нам обоим требовалось срочно отлить.

Когда мы вернулись с прогулки, Гусыня приветствовала нас так, словно ничего не произошло.

– Простите за ту сцену. В наши дни надо постоянно проверять персонал.

Боб промолчал.

– Может, выпьем по чашке чаю на ночь? Или чего-то покрепче? У меня есть бутылочка пятилетнего портвейна, которая так и ждет, чтобы ее откупорили.

– Неплохая идея. К тому же меня слегка продуло, а при моем графике нельзя просто взять и слечь с простудой.

Гусыня упорхнула за выпивкой, а мы с Бобом остались в гостиной. Боб сел на диван. Я, понятное дело, остался сидеть на полу.

– М-м-м, – протянул Боб, прикрыв глаза. – Слышишь, как шумит прибой?

Я прислушался. Шум волн умиротворял.

К сожалению, Гусыня Оливия вернулась слишком быстро. На ней было очередное платье, не оставлявшее простора воображению.

– Ух, ну и наряд, Оливия.

– Это «Ла Перла». Тебе нравится, Бобби?

– Ты выглядишь очень… притягательно.

Я давно знал Боба, так что понял, что он врет. Гусыня наклонилась к нему, выставляя напоказ декольте, подала стакан.

– Выпьем за любовь, – провозгласила она, чокаясь с Бобом.

– И за Кубок мира, – добавил Боб.

Гусыня провела пальцем по его подбородку:

– Мне нравится твоя ямочка.

– Она досталась мне в наследство от деда.

– Она меня заводит.

Оливия оставила напиток, скользнула рукой по бедру Боба, расстегнула ему ширинку и наклонилась. Я в ужасе следил за ее открывающимся ртом.

Господи, она сейчас откусит Бобу член!

– Да что с твоей дурацкой собакой?

Видимо, зарычав, я ее напугал, потому что Гусыня дернулась всем телом назад, задела плечом стакан с портвейном и…

– Мой диван! Мой белый диван!

Она забегала по комнате, а потом бросилась за Марией, велев той немедленно ликвидировать пятна.

– Бутылка пятилетнего портвейна, – причитала она. – Это сотня баксов. Платье от «Ла Перла» – еще триста, белый диван – двадцать пять тысяч…

– Выражение морды Майлса, – подхватил Боб, вытирая глаза от смеха, – бесценно.

– Оливия, прости, но я лучше буду спать в другой спальне.

– Не глупи, Боб, дорогой. Почему? Просто потому, что вечер не сложился?

Вечер точно не сложился, потому что меня начало тошнить.

– Просто сегодня неудачный день. Может, нам вообще не стоит спать вместе?

И тошнило все сильнее.

– Как ты можешь так говорить? Ведь у нас уже был когда-то секс. Ну же, не отказывайся, я вся горю. – Гусыня прижалась к Бобу и коснулась рукой его паха.

Содержимое моего желудка вращалось все быстрее.

– Перестань, Оливия.

Я с трудом сглатывал слюну и пытался удержать рвоту.