В кабинете Ефремова громоздилась грязная посуда, пол был загажен мусором, а в воздухе стоял тошнотворный запах вчерашней выпивки с застоявшимся табачным перегаром. Петр взял едва початую бутылку португальского портвейна и, запершись, допил ее почти до донышка. Вино было мягким, со сладковато-миндальным привкусом. Тяжесть отступила, и Петр улыбнулся, вспомнив вчерашнюю встречу с Яковлевым. Не долго думая он придвинул к себе бумагу. Писалось легко и гладко:

«— Я очень благодарен Анатолию Александровичу, — сообщил Владимир Яковлев нашему корреспонденту. — Именно Собчак пригласил меня в мэрию, где я под его руководством проработал без малого три года.

На долю Собчака выпало руководить Ленинградом-Петербургом в переломное для нашей страны время. И, что бы ни говорили в запале политической борьбы, нельзя вычеркнуть то хорошее, что сделал Анатолий Александрович для города и его жителей.

Сейчас ситуация изменилась. Люди ждут осязаемых перемен. Пора от рискованных экспериментов перейти к практической повседневной работе. То, что необходимо делать, может быть, не столь впечатляюще и грандиозно, как возведение монументальной башни „Петр Великий“ на берегу Финского залива или организация мировых спортивных торжеств. Но в результате нашей работы мы получим не фуршеты и фейерверки, а постепенное улучшение жизни каждого петербуржца…»

— Закройте дверь и никого не пускайте, — раздраженно крикнул Петр, когда зашла секретарша с пачкой бумаг на подпись. — Нет меня, нет! Понимаете? Меня нет!

— Мне голос был, он звал утешно, — бормотал Петр, дописывая статью. Работа заняла от силы полтора часа, но материал получился солидным, размером на целый подвал. В нем было все, что требовалось: немного истории, умеренная критика, элегантно завершенная многозначительной фразой Яковлева: «Я вижу другой путь выхода из кризиса!» Дальше шли короткие и четкие тезисы об инвестиционной политике, тарифах и ценах, и все завершалось лихим подзаголовком: «Хороши Канарские острова. А наши — не хуже!»

Все, что в последнее время Петр писал об экономике и реформах, уплотнилось и приобрело весомую убедительность. Такое ощущение, будто статью и вправду диктовал первый заместитель мэра. «Да, именно таким должно быть программное выступление будущего губернатора», — подумал он.

Не рассчитав, Петр слишком сильно толкнул дверь. Машинистки и все, кто был в комнате, испуганно замерли.

— Все отложить! Разделите по страницам и срочно напечатайте это, — ни на кого не глядя, сказал Петр и бросил рукопись на ближайший стол.

Через четверть часа в кабинет зашел Чернов.

— Что с тобой, Андреич? Ты чего девочек пугаешь? — спросил Алексей, передавая Петру напечатанную статью.

— Зачем мне их пугать, — невпопад ответил Петр, бегло просматривая текст. — Как твое мнение — печатать можно?

— Печатать можно, да нужно ли? Как бы нам из мэрии кислород не перекрыли.

— А это разве твое дело? — возмутился Петр. — Я- Главный, я и решу.

— А зачем тогда спрашиваешь? — обиделся Чернов. — Если хочешь по принципу «я — начальник, ты- дурак», то так и скажи, не стесняйся.

— На хрена мне стесняться? Так и говорю: я — начальник! — заорал Петр. — А ты иди работай. Будет надо — позову.

Чернов скривился и ушел, не сказав ни слова. Петр подождал, пока закроется дверь и снял телефонную трубку.

— Добрый день, Алексей Викторович! — сказал он, услышав голос Прохорова. — Хочу с вами посоветоваться. Нам удалось взять интервью у Яковлева…

— Что вы всякую чушь придумываете? Кому это интервью нужно? Нам? рассерженно буркнул Прохоров.

— Нам нужно! Яковлев среди прочего сказал, что мэр его многому научил, что Анатолий Александрович имеет огромные заслуги перед демократией и так далее. Вот послушайте. — И Петр зачитал начало статьи. CС$С$яя Ж ' ваны, у Кошелева есть еще запросы от других журналистов, — соврал Петр, пожалев, что не догадался заранее организовать несколько писем от знакомых газетчиков.

«Завтра же попрошу Кокосова, Кореневского и еще кого-нибудь, чтобы послали Кошелеву запросы», — подумал он.

— Но ты же можешь уговорить остальных, ты же всех знаешь, — растерянно сказала Катя, и в ее голосе послышалась просящая интонация. — Петенька, пожалуйста, постарайся ради нас, ради Насти.

— Единственный способ замять дело — это быстро опубликовать все, что можно. Так, чтобы другим писать было бы не о чем, — сказал он.

— Петенька, я тебя очень прошу — постарайся. Я завтра еще позвоню, и мы обо всем договоримся. Если хочешь, я организую тебе приглашение в Вену. Ты приедешь, отдохнешь, и мы все решим.

— Откуда у меня столько денег?

— Я найду, кто оплатит все расходы, я договорюсь. Ведь ты — известный журналист и многим можешь быть полезен.

— У меня нет заграничного паспорта…

— Это — не проблема. Главное — чтобы ты согласился.

— Хорошо, я подумаю, — говорить больше было не о чем. — Интересно, во сколько обошелся наш сегодняшний разговор?

— О чем ты? Разве мы враги, я тебе только добра хочу… — Петру захотелось поверить, что она говорит искренне.

Повесив трубку, он пошел на кухню и разыскал часы. Почти половина третьего.

— Долго же мы разговаривали, но вряд ли Кате придется самой оплачивать счет. Платить будут те, кто решил, что с ее помощью меня можно утихомирить. В Вене письмо Кошелева получили и теперь, судя по всему, не знают, что делать, — вслух рассуждал он. Это уже вошло в привычку — разговаривать наедине с собой. Так лучше думалось, он как бы проверял звучание мысли; вслушиваясь, про себя поправляя неудачно построенные фразы- пригодится, когда снова начнет писать.

* * *

Через несколько дней позвонила Тамара Прокофьева. Петр не знал, какую должность она занимала на телевидении, но о ее связях и деловой хватке был наслышан.

— Петр Андреевич, мне вчера немцы звонили, расспрашивали о тебе. Душа моя, почему вдруг иностранцы тобой интересуются? — проворковала Тамара. Она всегда говорила по телефону полушепотом и с придыханием, будто делилась с собеседником самым сокровенным.

— Ну и что же ты обо мне рассказала? — спросил Петр.

— Рассказала, какой ты замечательный и серьезный журналист, каким авторитетом пользуешься, а они спрашивают: «Почему Рубашкина называют скандальным?» Я им отвечаю: потому, дескать, что скандалы, которые он затевает, всегда кончаются плохо… и не для него самого, а для его героев.

— Спасибо на добром слове. А кто звонил?

— Грин, нет — кажется, Грим. Сказал, что работает в представительстве какой-то фирмы. Я его не сразу узнала, но он напомнил, где мы раньше встречались. По-русски говорит почти без акцента. Так ты не хочешь поделиться, где собака зарыта?

Отвечать, будто он ничего не знает, было нельзя — Тамара наверняка догадается, что он врет. Поэтому Петр сказал полуправду: