Не стерла ли я вместе с памятью о перьях и воспоминание о нашем поцелуе?

— Спасибо, миссис Беластра. — В горле стоит комок, поэтому мне трудно говорить. — Простите, если я доставила вам неприятности.

Я направляюсь к главному входу, но она останавливает меня, поймав за локоть, и указывает на заднюю дверь:

— Сюда, Кейт. Они наблюдают за главным входом.

Кивнув, я ковыляю через книжный лабиринт. Конечно же. О чем я только думаю?

О Финне. О нем, только о нем, и больше ни о чем и ни о ком.

Я не в силах даже взглянуть на него, и тем более, не могу с ним попрощаться.

В воскресенье у Лили выходной, поэтому я прошу Тэсс затянуть мой корсет, а потом одеваюсь. Я надеваю одно из новых платьев, предназначенных для церкви, — ярко-синее, с кремовыми кружевами на запястьях и вокруг горловины. Широкая юбка-многоклинка, на талии — кремовый пояс, который сзади завязывается бантом. Я улыбаюсь своему отражению в зеркале, чувствуя себя при этом почти хорошенькой. Интересно, а Финн сочтет меня хорошенькой?

Маура хихикает где-то в коридоре — она прихорашивалась вместе с Еленой. Они кажутся скорее подружками, чем учительницей и ученицей; их близость меня нервирует.

Мне нужно поговорить с Еленой. Я поставлю ее в известность о том, что все о ней знаю. Их шаги приближаются, и я стараюсь соображать быстрее. Если я просто попрошу Елену о разговоре наедине, это непременно разожжет любопытство Мауры. Значит, мне нужен повод. Я вытаскиваю шпильки и хорошенько трясу головой, перепутывая волосы.

Маура просовывает голову в дверь:

— Почти готова? Джон уже подал экипаж.

— Почти. Елена, вас не затруднит помочь мне с волосами? — застенчиво улыбаюсь я. — У меня не выходит прическа в стиле помпадур.

Елена бросает на меня удивленный взгляд:

— Конечно. Мы сию минуту будем, — говорит она Мауре, которая вместе с Тэсс спускается по лестнице.

— Знаете, я привезла из Нью-Лондона дамские журналы о прическах с пошаговыми инструкциями. Если желаете, можете их позаимствовать.

— Спасибо, это было бы замечательно, — я усаживаюсь за свой туалетный столик перед зеркалом.

Елена, встав за моей спиной, делает мне пышный начес. Я встречаю в зеркале взгляд ее темных глаз. Черные кудри моей гувернантки высоко подобраны, и лишь несколько безупречных локонов обрамляют ее лицо. Мои-то волосы не заставишь виться без щипцов и многочасовых усилий.

— Вы хотели что-то обсудить? — осторожно спрашивает она.

— Я знаю, что вы ведьма, — прямо говорю я.

Елена даже не приостанавливается — ее руки по-прежнему заняты моими волосами.

— Когда вы это поняли?

— Это неважно. Вы не были с нами честны. То, что вы здесь, — это не совпадение. Вы приехали шпионить за нами.

— Не шпионить. Меня прислали вас защищать. То, что одна из вас ведьма, уже подтвердилось, но Сестры очень хотели… — Я разворачиваюсь, чтобы посмотреть ей прямо в лицо.

— Подтвердилось? И кто же это подтвердил?

Я всегда знала, что в Чатэме полным-полно шпионов Братьев. Значит, у Сестричества тоже есть наблюдатели? Может, кроме Мауры, Тэсс и меня, в городе есть еще ведьмы?

Елена усаживается на диван, изящно разложив вокруг ног чернильно-синюю юбку.

— Я не вольна это сказать. Но могу заверить, что это не один из тех, кто считает вас воплощением зла. Я приехала, чтобы выяснить, кто из вас троих может колдовать, и была потрясена, когда выяснила, что вы все на это способны. Это очень большая редкость.

У меня немедленно возникает инстинктивное побуждение все отрицать, но Елена поднимает руку, предупреждая мои возражения:

— Маура все мне рассказала. Не сердитесь на нее, пожалуйста. Я знаю, как непросто было хранить в тайне ваши способности, и хочу сказать, что вы хорошо справились.

Судя по всему, недостаточно хорошо. У меня внутри все кипит:

— А теперь вы уедете и расскажете о нас всему Сестричеству?

— Пока нет. Я еще должна выяснить, какими именно колдовскими способностями обладает каждая из вас. Например, способностью к ментальной магии. — Елена делает головой движение в мою сторону. — Маура говорит, что никогда не пробовала влиять на мысли. А вы?

— Боже мой, конечно, нет! Разве то, что я — ведьма, недостаточно дурно само по себе? Вот уж меньше всего на свете этого хотела! — Чтобы моя полуправда прозвучала убедительнее, я разворачиваюсь обратно к зеркалу.

— Вам не нравится быть ведьмой? — Елена морщит гладкий коричневый лоб, словно услышала нечто прискорбное. — Почему?

— А почему мне должно нравиться? — Я корчу гримаску и вдеваю в уши мамины сапфировые серьги.

— Маура сказала, что вы приняли близко к сердцу проповеди Братьев и считаете, что колдовство — это грех.

Маура слишком много болтает.

— А она считает, что колдовство — это развлечение. Баловство. Вы хоть представляете себе, сколько раз Отец или прислуга почти заметили то, что не смогли бы объяснить? Просто удивительно, что нас не разоблачили.

— Я уверена, что это ваша заслуга, — Елена крутит на пальце серебряное кольцо, символ ее обручения с Господом. — Сестричество может помочь вам, Кейт. Я знаю, как много для вас значат ваши сестры; мы можем обеспечить их безопасность. Вы должны принять нашу помощь. Может быть, ваше положение еще опаснее, чем кажется.

— Это из-за пророчества? — Не успев произнести это слово, я уже готова откусить себе язык.

— Как вы о нем узнали? — Елена слегка заломила бровь — ее удивление выразилось лишь в этом. Ей бы в карты играть с таким самообладанием.

— От Мамы. Она волновалась, потому что… ну… Что мы все втроем… — Я тереблю белое кружево, которым отделан мой туалетный столик.

— Вы должны знать, Кейт, что Братьям тоже известно о пророчестве. Они нашли записи в доме одной арестованной ведьмы. — Елена хмурится. — Разве вы не заметили, что в последние годы они расправляются в основном с молоденькими девушками? Особенно если в семье три сестры. Сколько еще пройдет времени, прежде чем они обратят на вас внимание?

Семья Доламор. И те три сестры в Вермонте. Интересно, сколько еще таких семей осталось в Чатэме? А во всей Новой Англии? У нас не редкость семьи, в которых по шесть-семь детей, особенно это касается фермеров, но в скольких из них есть по три девочки?

— Кейт! — кричит снизу Маура. — Скорее, а то мы опоздаем!

— Уже иду! — отзываюсь я.

— Я сожалею, — говорит Елена, — что не была с вами более откровенна. Но вы должны понимать, что истинная сущность Сестричества и пророчество — это жизненно важные тайны, и мы не можем вот так запросто раскрывать их.