Я подошёл к базальтовому изваянию, прикоснулся ладонью к его шершавой поверхности. Камень был горячий! Возникло чувство, будто я потрогал что-то живое, но не своё. А, может, ошибаюсь? Вдруг в Багдадской глубинке мне уже воздвигли памятник, то есть не совсем мне, а только определённой части моего тела?! Ведь королева любви именно эту часть моего тела возжаждала получить. Над этим будет время поразмыслить.

– Счастье не достигается просто так, – заметил Сабациус. – Для этого и потрудиться не грех. Тем более, выбор никогда не падает на какого-то недостойного, хоть это учти. Не знаю, правда, какими путями отбираются особи нашей части человечества, но, думаю, в таких делах женщины лучше разбираются, чем мужчины. Вон кто-то из избранных уже полез. Делай и ты так же, – мой собеседник показал на один из соседних исторических памятников.

На каменный высоченный фаллос уже принялся забираться обнажённый негр. Что говорить, спортивная мускулистая фигура выращена негром не за один год упорной гимнастики. Недаром он был одним из избранных! Может быть, даже киношный Шварценеггер этому шоколадному претенденту на любовь Иштар в подмётки не годился.

Крепким кисейным шарфиком он охватил каменную толщину фаллоса и с помощью доски, служившей опорой между телом мужчины и камнем, стал подниматься вверх. Зрелище было занятное, особенно стоило обратить внимание на то, как он пользовался доской-подпоркой.

Я не слишком долго наблюдал за своими партнёрами, то есть противниками. Да и некогда было. Сопровождаемый экскурсоводом, я подошёл к каменному колосу, которому предстояло стать либо моей победой, либо беспамятным поражением в фаллическом многоборье. А что, звучит! Может быть, мне предстоит стать основоположником международных соревнований по взбирательству на фаллос?!

Сабациус упомянул вскользь, что не всем и не каждому бывает предоставлен такой выбор, но человек всегда должен решать сам, способен ли он?! А если я погибну здесь, как же я – физический, оставшийся там, в православном храме, – буду существовать в своём мире? Без души что ли?

Как бы ни объяснили этот факт, но духи, как правило, выступают в животной форме, – вспомнилось чьё-то философствование. Волна уныния на миг захлестнула, подкатила к горлу. К счастью, удалось быстренько от неё избавиться. Что мне терять? Ведь я по Зодиаку – Лев! И всегда жил львиным законом: либо всё – либо ничего. Так за чем же дело стало? Возможно, и в фаллических соревнованиях есть свой сакральный смысл. Иначе во всех Азиях давно перестали бы поклоняться этому каменному изваянию.

– Слушай, Сабациус. А эта Иштар из нас четверых одного выберет или только на каменный фаллос взобраться необходимо, чтобы очередь занять в спальню? – спросил я.

– Ты, похоже, в очередях стоять не привык и на групповуху не согласен? – нахально усмехнулся мой собеседник. – Будь уверен, богиня своим вниманием никого не оставит.

– Видишь ли, – во мне забурлило и запузырилось брезгливое возражение. – Я, между прочим, – Лев по Зодиаку. Так вот, Львы объедками не питаются. Огрызки только шакалы подбирают.

Сабациус опять усмехнулся, но уважительно, как показалось, взглянул на меня, идущего на смерть и постарался объяснить мне дальнейшую программу мистерии любви:

– Из вас четверых выбран будет один. Дорога откроется только одному, ты увидишь эту дорогу. Тогда выбранный должен ударить в гонг, висящий наверху. А царице обязательно надо сказать: «Я тот, кого Инана, царица неба и земли, выбрала в возлюбленные супруги».[57] Не забудь это! И молитву наверху произнести не забудь.

– Какую?

– Вот ещё, – уколол он меня. – Ты, любезный, совсем забыл тропарь Богородице: «Царице моя, Преблагая, Надеждо моя, Богородице…»?

– Я-то не забыл, но откуда…

– От верблюда, – снова перебил меня Сабациус.

Потом он обошёл вокруг фаллоса, таща за собой кисейную петлю, уже привязанную к кисти моей левой руки. Когда он привязал тонкую удавку к правой руке, путь назад был отрезан напрочь. Между моей грудью и камнем он воткнул такую же, как у негра, деревянную дощечку.

Естественно, у меня ничего поначалу не получилось. Но после короткого инструктажа всё, вроде бы, пошло как по маслу. Почему как? – спросите вы. Потому что и сейчас не знаю, КАК это получилось. Ведь я – профессиональная неумеха лазанья по фаллосам – сумел всё же вскарабкаться на вершину. Здесь дул тёплый ветерок, бриз, можно сказать, если бы рядом была хоть какая-нибудь лужа поавторитетнее реки, протекающей снизу.

С высоты народ, собравшийся в долине, казался термитным стадом, копошащимся где-то там, далеко, чужим и смешным. Надо же, точно стадо! Все ползали, шевелились, иногда останавливались, скучивались в кучки, глазели на нас и, видимо, разыгрывали меж собой малоазийскую «тотошку» или же перемывали кости каждому из четверых участников.

Три моих конкурента молились каждый на свой лад, а что мне, православному, делать? В этом царстве молятся совсем не тем богам и не так, как в православных царствах, здесь даже о христианстве, наверное, ещё не слыхали. Тут же я вспомнил напутствие своего гида, который в отличие от меня, такого хорошего, верного и православного, не забыл напомнить об обязательной молитве Богородице. Он молится неизвестно кому, то есть язычник, но помнит о моей обязательной молитве, а я, такой праведный, совсем забыл! Конечно же, наверху я ударил в гонг и прочитал тропарь Богородице. Ведь недаром говорится там: «… зриши мою беду, зриши мою скорбь, помози ми, яко немощну, окорми мя, яко странна…».

Это просьба к Богородице Одигитрии, чтобы научила дурака: что делать и как, потому что самому из этого зазеркального мира мне навряд ли удастся выбраться.

Но тут образ моей давнишней избранницы, моей нежной неженки, моей ненаглядной и единственной возник пред затуманенным взором. Причём, образ так ясно проступил на скальных кручах, обступивших монастырскую долину, что мне стало жутко.

Что ж это я? К кому в женихи ломлюсь, когда есть уже невеста?! Зачем лез сюда, козёл вонючий? Я ругал себя последними словами, но дело сделано. Всё же, как говорится в одной еврейской пословице: из каждого безвыходного положения есть, как минимум, два выхода. Эх, где наша не пропадала!

– Господи! Любовь – сильнее смерти! Да будет воля Твоя! – вот и вся молитва, получившаяся у меня.

Эту, сочинённую наспех молитву, я выкрикнул с таким апломбом, что копошащийся внизу народ услышал. Многие почему-то стали тыкать в мою сторону указующими перстами, мол, поглядите-ка! Почему же люди внизу показывают на меня пальцами?

И словно ответ откуда-то, в голове пронеслось: ВЫБОР! ЭТО ТВОЙ ВЫБОР!

Вдруг все восемь этажей ступенчатой башни, стоящей на вершине замкового утёса, вспыхнули ярким светом. Это тем более стало заметно, потому что день уже клонился к вечеру. Из последнего восьмого этажа в сторону в сторону фаллоской площади протянулась светящаяся дорожка. Эта дорожка всё сильнее проявлялась в сгущающихся сумерках, то есть на глазах материализовывалась, и – о Боже! – пробежала над головами празднующих прямо к моему каменному пьедесталу.