Видимо не бывает на свете одинаковых глаз, как не бывает одинаковых отпечатков пальцев. Стоит внимательно посмотреть в глаза, чтобы увидеть там собственное отражение. Можно даже увидеть отражение памяти, ведь она никогда не умирает. И увидишь, если это действительно глаза твоей любимой. Я заглянул в их глубину, как Нарцисс заглядывал в ручей и тот спросил меня:

– Ты так внимательно разглядываешь мои чистые струи, и, кажется, готов заглянуть на самое дно?

– Какое безумно красивоё моё отражение в твоей глубине, – тут же ответил я. – Просто налюбоваться невозможно! Ведь я ослепительно красив, не так ли?

– Странно, – ответила мне глубина девичьих глаз. – Странно, я никогда не замечала твоей красоты и думала, что, заглядывая мне в самую глубокую глубину, ты любуешься моей истинной красотой. Ведь я красива, не правда ли?

Вот что увидел я в её глазах! А моя нездешняя Лапушка так никогда не сказала бы! Здешняя наречённая подошла ко мне, ответно заглянула в мои растерянные глаза:

– Это ты? Я думала, ты мне снишься.

Длинная блузка или просто короткое платье из тончайшего шёлка скреплено было на плечах золотыми застёжками. Прямо как чёрный балахон Сабациуса! А, может, в его команде все так одеваются? На ногах моей возлюбленной красовались соломенные, но отороченные со всех сторон мехом диковинные тапочки, а не сандалии с длинными ремешками.

– Мне показалось, – повторила она, – это сон. Правда такие сны называют вещими, разве может быть такое?

– Ещё как может. Похоже, я и сам себе снюсь, – отметил я. – Снюсь вместе с тобой, между прочим. Остаётся разузнать, какими судьбами тебя в школу греческих гетерочек занесло? Никогда бы не подумал, что мне очередь к твоей постели занимать придётся. В полиандрию[59] можешь поиграть с кем-нибудь другим. Или многомужество сейчас входит в моду, муж мужем, а второй, третий и четвёртый нужен? Да пятый тоже не помешает.

Меня, признаться, куда-то понесло. И это вместо того, чтобы обрадоваться знаку судьбы – ведь недаром она свела нас! Господи! Что это у меня с губ мерзость срывается? Не напрасно же говорят, что язык твой – враг твой. Надо ж было ляпнуть такое. Настоящие кухонные разборки, приводящие к настоящему совейскому кухонному боксу. Признайся, неужели ты пришёл сюда ссориться из-за каких-то там личных неаппетитных проблем? Или решил свалить на девушку всю свою вину, ведь я сам согласился быть любовником Иштар! Никто, даже Сабациус меня не понуждал. Хотя…

– Что?! – зло прищурившись, тут же откликнулась она. – А на ком это ты жениться здесь собрался, когда уже давно моим женихом считаешься? Или просто считаешься? Или гарем собираешь? Я, может быть, и согласилась бы на твоё многожёнство, имей ты за душой хотя бы, на что жён содержать будешь, не говоря уже об остальном прочем. Ведь, если ты на мне женишься и появится ребёнок, то ему придётся ходить по вагонам метро и побираться, ведь так? А на твой писательский гонорар сейчас не проживёшь. Во всяком случае, в проданной и разграбленной России. Или я не права?

Она повернулась ко мне спиной и застыла будто, но обнажённые плечи под тонкой шёлковой блузкой обиженно подрагивали. Надо же, вспомнила нашу респектабельную нескладёху с деньгами, по которой проходит каждый второй россиянин. Только такие бытовые сцены одних разводят навсегда, других наоборот, сводят, и каждый старается помочь своей половине. Таких очень мало, но всё-таки ещё встречаются.

Неужели же судьба подготовила для каждого человека испытание в нашем необъятном и любимом болоте? Об этом думать пока не хотелось. Сон ведь! Тем более Пасхальный! Но, если мне всё так безумно по-настоящему снится, то почему эти испытания не проходят, не забываются, как та встреча с Екклесиастом на Дорогомиловской заставе?!

Может быть, мой сон не такой уж Пасхальный? И сон ли это? Разве могло со мной случиться то, что случилось? Ведь все путешествия по Зазеркалью и уговоры согласиться на роль Екклесиаста – есть нечто запредельное, ничуть не похожее на действительность. Да, не похожее. А так ли всё очень не похоже? Смотря, с какой стороны взглянуть, и под каким ракурсом.

Только ругаться с любимой – моя она или не моя – всё равно не надо. Любой из живых может подарить боль другим, а вот радость – не каждый! Причём, ссора обязательно возвращается к тебе же сгустком отрицательной энергии, отнимающим всю положительную.

Я подобрался сзади, осторожно обхватил её за женские по-дурацки обиженные плечи и попытался зализать нанесённую мной незаслуженную рану.

– Лапушка моя, всё это нам только снится. Обоим. Я так ждал нашей встречи! И недаром нас столкнули прямо в метро, в толпе, то есть сразу испытание – тот ли? та ли? Мы же поняли это. Что сделать, чтобы ты забыла мои глупые сегодняшние выступления? Прости меня, Неженка моя нежная.

Я вкрадчивым, но ненавязчивым шёпотом принялся читать ей последнее, написанное именно для неё стихотворение. Ведь чем поэт может обрадовать свою половинку, как не частью души, принесённой в жертву на алтарь любви, не терпящий лжи:

Эти к месту сорвавшиеся строки спасли меня. Лапушка моя снова повернулась ко мне, обняла, заглянула в глаза. Вот теперь это была настоящая моя Ксюша. Правда, теперь у неё было совсем другое имя, а то, которое дали ей родители, она, наверное, уже не помнит, ведь должность богини ко многому обязывает. И, может быть, второе «Я» той земной Ксении вырастает именно здесь под именем Инана.

– Конечно можно, – прощебетала она, отвечая на стихотворение. – Что мне с тобой делать? Ты даже прощения попросить не можешь, как следует. Всё у тебя не так получается. Ничего не придумывай, никаких глупостей. Слушай сердце своё, оно и только оно никогда не обманет. Ведь я же тебя никогда не обманываю! Значит, нам не просто так устроили встречи в том и этом мире. Ты не думал, что мы, наверное, просто созданы друг для друга?

– Да… Уже не раз…, – но дурацкие мои возражения сгорели в ласковом восхитительном поцелуе и спасли язык мой от обрезания.

– Лапушка моя!..

Вероятно, где-то в человеке существуют невидимые крепкие нити судьбы, которыми она связывает, как паутиной. До этого держит на каком-то недопустимом, неотпускаемом расстоянии, потом опутывает, душит, не давая свободы ни на шаг, ни на миг. Да и зачем она нужна, свобода? Только почувствуешь какую-то победу, тут же приходит конец твоему увлечению. И снова ураганным свистом настигает понятие потерянности, недосягаемости той, единственной, непредсказуемой, непостижимой… вернётся ли? нужен ли я? неужели интересно играть, как пушистой ленивой кошке с пытающимся убежать мышонком?