– Нет, благодарю. Все нормально, – успокоила я его. – А что вы знаете о личной жизни Либби Гласс? Как, по-вашему, могла она спать с Лоренсом Файфом?

Гарри расхохотался:

– Вот этого не скажу. Знаю только, что еще с колледжа она дружила с одним типом, но потом бросила его. Кстати, по моему совету. И у меня были на то основания.

– Какие же?

– Он как-то приходил наниматься к нам на работу. Мне тогда была поручена проверка кандидатов. Ему предложили для начала должность курьера на посылках, но он даже и слушать отказался. Кроме того, держался очень враждебно и, если хотите начистоту, был откровенно "под балдой" от наркотиков.

– А у вас, случайно, не сохранилась его анкета? – спросила я и заметила на лице у Гарри легкое замешательство.

Он внимательно взглянул на меня и сказал:

– Только мы с вами об этом не говорили, о'кей?

– Заметано.

– Хорошо, попробую что-нибудь раздобыть, – пообещал он. – Только не здесь. Эта бумага должна быть в архиве. Мы храним там все старые документы. Все бухгалтеры – настоящие бумажные крысы. Мы никогда ничего не выбрасываем, и все бумаги у нас обязательно с подписями.

– Благодарю, Гарри, – сказала я. – Вы просто не представляете, как можете меня выручить.

Он радостно улыбнулся:

– Заодно поищу там и старые бумаги Файфа. Надеюсь, найти их не составит особого труда. А что касается вашего последнего вопроса относительно Либби, то не думаю, что у нее была связь с Лоренсом Файфом. – Он взглянул на часы. – К сожалению, у меня назначена встреча.

– Еще раз спасибо, – сказала я на прощание и с удовольствием пожала ему руку.

– Нет проблем. Заглядывайте в любое время.

В мотель я вернулась в половине четвертого. Бросив на жесткий пластиковый стул подушку с кровати, я водрузила пишущую машинку на хромой письменный стол и полтора часа печатала свои детективные заметки. Хотя пришлось убить кучу времени на канцелярскую работу, но тут ничего не поделаешь – уж больно много ее накопилось. Когда я наконец добралась до последнего параграфа, у меня уже затекла поясница и заныло между лопатками. Быстренько переодевшись в свою беговую форму, я сразу почувствовала, насколько она пропиталась потом и выхлопными газами. Так что придется поискать по дороге прачечную-автомат. Я потрусила в сторону южного Уилшира, просто для разнообразия, и проскочила по Двадцать шестой улице через квартал Сан-Висенте.

Выбравшись на покрытую травой разделительную полосу, я вынуждена была перейти на шаг. Что бы там ни говорили, но бег не обходится без боли, и есть шанс постепенно познакомиться со всеми частями своего тела.

Бедра у меня заныли, я почувствовала тянущую боль в голенях, которую пыталась не замечать, продолжая тяжело передвигать ноги. По пути я еще удостоилась нескольких грубых реплик двух охламонов, проскочивших мимо меня на грузовом пикапе. Добравшись наконец до мотеля, я приняла душ, снова облачилась в джинсы и заскочила в "Макдоналдс", где проглотила чизбургер, жареную картошку и средних размеров стакан кока-колы. Было уже без четверти семь. Я заправила свою старушку бензином и двинула через холмы в Шерман-Оукс.

Миссис Гласс открыла мне дверь, когда дверной звонок еще не отзвенел. Гостиная на сей раз была более-менее прибрана – из всех швейных принадлежностей я заметила лишь отрез ткани на ручке дивана. Раймонда нигде видно не было.

– У него сегодня был трудный день, – объяснила она мне. – Лайл заехал к нам по дороге домой, и мы уложили Раймонда в кровать.

Даже телевизор был выключен, так что я удивилась, чем же Грейс сама занимается по вечерам.

– Вещи Элизабет хранятся в подвале, – прошептала она. – Я только возьму ключ из коробки.

Через минуту она вернулась, и я направилась вслед за ней по коридору. Свернув налево, мы приблизились к двери, ведущей в подвал. Дверь была заперта, и, открыв ее, она щелкнула выключателем у начала лестницы. В нос ударил затхлый запах хранившихся в подвале старых оконных рам и остатков масляной краски. Я спускалась в двух шагах позади Грейс по узкой деревянной лестнице, ступеньки которой опасно накренились вправо. Еще с лестничной площадки я заметила голый цементный пол и целый штабель деревянных реек и дранки, громоздившийся почти до потолка. Что-то здесь сразу показалось мне странным, но я не поняла, что именно, пока не почувствовала резкий порыв воздуха. Лампочка разлетелась вдребезги, обдав нас дождем мелких стеклянных осколков, и подвал мгновенно погрузился во тьму. Грейс испуганно вскрикнула, я схватила ее за руку и осторожно повела назад, вверх по ступенькам. По дороге я на секунду потеряла равновесие, и она с ходу наткнулась на меня. Где-то там, внизу, был выход на улицу, потому что я услышала скрип двери, стук и, наконец, чьи-то быстрые шаги по бетонным ступенькам уже снаружи. Я кое-как сумела освободиться от объятий Грейс и, осторожно подталкивая ее перед собой к выходу, выбралась с ней в коридор, а затем быстро рванула через главный выход на улицу. Какой-то идиот оставил на дорожке старую газонокосилку, и я с размаху рыбкой полетела через нее вперед, приземлившись на четвереньки и отбив при этом руки и ноги, но все-таки сумев быстро подняться. Пригнув голову, я торопливо обогнула дом, чувствуя, как стук сердца отдается в ушах. Темень была непроглядная, однако я смутно разглядела, как на соседней улице с места резко тронулась машина, и услышала отчаянный визг быстро переключенного сцепления. Я присела, прислонившись спиной к стене дома и не слыша ничего, кроме стремительно удаляющегося звука мотора. Во рту совсем пересохло. Я вся взмокла от пота и неожиданно почувствовала, что меня сотрясает сильная дрожь, а от разодравшего кожу гравия резко саднят обе ладони. Вернувшись к своему автомобилю, я взяла фонарь и сунула в карман ветровки самозарядный пистолет. Я не знала, остался ли там еще кто-нибудь, но сюрпризы мне уже порядком надоели.

* * *

Когда я вернулась в дом, Грейс сидела на пороге, свесив руки между колен. Ее била мелкая дрожь, и она жалобно всхлипывала. Я помогла ей подняться.

– Ведь Лайл знал, что я собираюсь покопаться в вещах Либби, не так ли? – спросила я напрямую. Грейс посмотрела на меня затравленным, умоляющим взглядом.

– Это не мог быть он. Он бы никогда не позволил такого по отношению ко мне, – произнесла она жалобно.

– Трогательное доверие, – заметила я. – А теперь присядьте. Я вернусь через минуту.

Я остановилась на верхней площадке лестницы, ведущей в подвал. Луч фонаря вспорол непроглядный мрак.

Внизу, у самого основания лестницы, висела вторая лампа, которую я и зажгла. Болтающаяся под потолком лампочка отбрасывала желтый конус неровного, тусклого света. Я выключила фонарь. С первого взгляда стало ясно, в каком контейнере хранились вещи Либби Гласс, – именно он валялся теперь открытый, с отодранной крышкой и вывалившимся наружу содержимым. Картонные коробки были надорваны, а их содержимое в спешке вытряхнуто на пол, образовав мешанину из вещей и бумаг, через которую я и пробиралась, утопая в них по щиколотку. На всех выпотрошенных коробках виднелась жирная надпись, сделанная ярким маркером: "Элизабет". Оставалось лишь узнать, спугнули мы взломщика до или уже после того, как он нашел то, что искал. Вдруг я услышала сзади какой-то шорох и резко обернулась, подняв фонарь, словно дубинку. Около лестницы переминался с ноги на ногу какой-то незнакомец.