Почувствовав то ли конкуренцию, то ли обиду за свое искусство, практикуемое с дозволения государственной медицинской коллегии, придворный лейб-медик англичанин Джон Самюэль Роджерсон, или, как его именовали в России, Иван Самойлович, явился в дом к Калиостро и бросил незаконному целителю вызов. Увидев разгневанного доктора, магистр сказал, что ежели Роджерсон пришел вызвать на дуэль графа Калиостро, то он немедленно велит слугам выкинуть его вон, ибо он научен людей лечить, а не убивать. А ежели доктор желает вызвать своего собрата по профессии, то он, Калиостро, предлагает ему свою дуэль: он примет четыре пилюли с самым опасным ядом, а потом свое противоядие, и Роджерсон примет те же четыре пилюли, а потом противоядие свое. Чье противоядие окажется действенным, тот и лучший доктор. Роджерсон вызова не принял, заподозрив в приезжем коварство. Впрочем, не он один. Шевалье де Корберон, бывший в то время поверенным в делах Франции в России, масон, открыто покровительствовавший Калиостро, писал: «Полагаю, Калиостро никакой не шарлатан; разумеется, исцелять ему удается не всех, но многих, и это благодаря своим познаниям в химии и физике; однако человек сей может представлять опасность, и, разумеется, я никогда не стану с ним связываться, ибо он обладает гибельными познаниями»24.

Вроде бы и покровителей светлейших имел граф Калиостро, и деньги текли рекой в его карманы, но главной цели своей — быть представленным императрице — он не достиг. «Я никогда его не видела, ни вблизи, ни издалека, да и не делала попытки увидеть, потому что не люблю шарлатанов», — напишет через год после отъезда Калиостро императрица. А еще через несколько лет из-под пера Екатерины выйдут три комедии: «Обманщик» (1785), «Обольщенный» (1785) и «Шаман сибирский» (1786), разоблачающие масонов, алхимиков и прочих шарлатанов. В «Обманщике» некий субъект с экзотическим именем Калифалкжерстон (смотри Калиостро), сулящий сварить на огне золото и увеличить в размере алмазы, на деле забирает драгоценности хозяина дома и пытается с ними бежать. Но поклонник хозяйской дочери задерживает мошенника, возвращает драгоценности и в награду получает руку девушки. Автор же излагает мораль: «Шарлатанство — когда вещи или себе приписываешь свойство, коего не имеешь»…

«…Должна сказать вам, что появились две русские комедии, одна под названием “Обманщик”, другая — “Обольщенный”, первая изображает Калиостро в его настоящем виде, а вторая — поддающихся его обману. Публика наша в восторге от них, и они действительно очень забавны. Я говорю вам об этом для того, чтобы вы знали, как относятся у нас к иллюминатам; говорят, они пользуются удивительным успехом в Германии, я думаю, что это ради моды, так как французы без ума от них»25; — напишет Екатерина в январе 1876 года Циммерману. А следом, в феврале того же года, сообщит об этом своему постоянному корреспонденту Гримму: «…За комедией “Обманщик” последовала другая — “Обольщенный”. И та, и другая имели успех изумительный, и то превосходное последствие, что сдержали и остановили прыть обманщиков и обольщенных. Теперь у нас еще в работе “Февей”, комическая опера, и “Сибирский Шаман”, комедия. Все это будет по возможности весело: шаман — теозоф, который проделывает все шарлатанства собратий Парацельса»26. По словам же Пыпина, Екатерина считала Калиостро тайным орудием иезуитов и не издала бы своего сочинения, «ежели бы не была уверена, что кроме Калиостро, Шрепфера и Гасснера[48] есть еще многие тихим образом ползающие орудия властолюбивых иезуитов»27.

Холодным осенним днем граф и графиня Калиостро покидали Санкт-Петербург, где они не пробыли и года. Серафина, скорее всего, радовалась их отъезду: с графом Потемкиным ее связывал исключительно деловой роман, а иных развлечений у нее здесь не было. Ложу Джузеппе организовать не сумел, занимался своей магией, одну ее никуда не пускал, да ей и не с кем было. К холоду она не привыкла, а здесь даже ее меховой плащ с собольим воротником не всегда спасал от ледяного ветра. Калиостро испытывал гнетущее чувство разочарования и с трудом сдерживался, чтобы не сорвать дурное настроение на жене. Он долго откладывал отъезд, всякий раз надеясь, что уже завтра его непременно представят императрице… Но все чаще он слышал о чудных исцелениях, производимых в Париже посредством магнита главным врачом господином Месмером, а некоторые, не разобравшись, начинали требовать, чтобы и он пользовал их магнитом. Этого он стерпеть не мог: его нельзя путать с каким-то Месмером! Приходится уезжать…

Согласно существовавшим в те времена правилам всякий отбывавший из России за границу обязан был трижды публиковать уведомление о своем отъезде. Сделал это и Калиостро. В «Прибавлениях» к «Ведомостям» от 1, 4 и 8 октября были напечатаны имена отъезжающих: «Иоганн Готлиб Бунт, мясник, живет в Малой Мещанской подле Ревельскаго трактира в Воронцовом доме; Г. граф Калиострос, гишпанский полковник, живет по Дворцовой набережной въ доме г. генералъ порутчика Миллера; Габриель Шмить, башмашник, живет на стрелке у трактирщика Канна»28.

Путь Калиостро лежал в Варшаву, куда его пригласил масон князь Адам Понинский, основатель ложи Карл в трех шлемах, тот самый, который потом станет ненавистником магистра и подтолкнет Элизу фон дер Реке к написанию книги против Калиостро. Членом ложи Понинского состоял тогдашний (последний) король Польши Станислав II Август (бывший князь Понятовский, бывший фаворит Екатерины II). Говорят, уже в детстве астролог предсказал ему, что в будущем его ждет и возвышение, и падение. Возможно, поэтому этот король-меценат, избранный на трон в 1764 году, старался сделать как можно больше: построить, издать, основать… пока в 1795-м его не вынудили отречься от престола. В его царствование при участии известного масона де Ту де Сальверта возникла первая польская масонская ложа (1767), а уже в 1779 году в Варшаве основали ложу Екатерины под Северной звездой, названной так из почтения, а точнее, из желания подольститься к грозной русской императрице, обратившей свой грозный взор на польское масонство.

После раздела Польши, произошедшего в 1772 году, страна пребывала в состоянии внутренних противоречий; магнаты рвались к власти, шляхта пребывала в апатии. И все жаждали чуда. Князь Понинский, как и многие из его окружения, верили в могущество алхимии и получение золота путем трансмутации, в таинства магии и каббалы. А так как Калиостро слыл великим знатоком оккультных наук, то Понинский обратился к нему с просьбой обучить его арканам алхимии. Калиостро не только пообещал все, что хотел от него Понинский, но и посулил передать в полное его распоряжение одного из подвластных ему демонов, дабы тот исполнял все приказы вельможи. Разумеется, не бесплатно.

Понинский устроил Калиостро в своем загородном поместье Воля, где магистр оборудовал алхимическую лабораторию. Но то ли князь в чем-то усомнился, то ли ему кто-то что-то шепнул, но в помощники Калиостро он дал химика-любителя графа Августа-Фредерика Мошинского (Мосна-Мошинского), заранее настроенного скептически ко всему, что исполнял заезжий маг. Мошинский не понимал и не ощущал великой духовной силы, исходившей от Калиостро, но обладал зорким глазом, пониманием химических процессов и убеждением, что имеет дело с шарлатаном. В результате его наблюдений появилось сочинение «Каллиостр, познанный в Варшаве, или Достоверное описание химических и магических его действий, производимых в сем столичном городе в 1780 году. Изданное очевидным свидетелем графом М.»29. Интересно, что граф М., или «чудовище», как называл Калиостро своего соглядатая, не только разоблачил алхимические и спиритические экзерсисы магистра, но и отметил, что приехал тот «с женою своею без белья и едва имея некоторое посредственное платье»30. Замечание, звучащее в унисон с жалобами прусского консула на переданные ему графом Калиостро векселя на сумму в 5 тысяч рублей, кои при предъявлении в банк оказались фальшивыми. Похоже, пребывание в Петербурге не обогатило магистра — как, впрочем, и пребывание в других городах. Искусство добывания денег сочеталось у него с неуемным расточительством; деньги буквально струились у него между пальцев; все, что он имел, он возил с собой. Конечно, никто в точности не знал, какими сокровищами владел Калиостро, но если верить современникам, камни, которыми он так любил себя украшать, были столь ярки и крупны, что наверняка являлись фальшивыми.