– Марин, – кричу я издалека, чтобы не попасть в неловкое положение самой и не поставить подругу, – уже половина второго.

– Я здесь, – хрипло отвечает Королёва, – ещё пять минут.

– Не мешай, – голос, раздавшийся сзади, очень похож на голос Чернова. Я поворачиваюсь – Серёжка со смеющимися глазами грозит мне пальцем, как ребёнку.

– Я не мешаю, – отвечаю я, почему-то тоже хрипло, и откашливаюсь.

– Вот и иди в зал, танцуй, – Чернов явно в приподнятом настроении, – ты зачем аборт сделала? Лом уже жениться собирался.

Боже мой, что это за юмор? В школе Серёжка никогда себе такой пошлятины не позволял. Конечно, шутка, как, впрочем, и все Черновские шутки, смешная и неожиданная, но… Я заливаюсь краской, кажется до самых пяток. Хорошо, что темно. Надо бы что-то ответить. Что-то лёгкое и остроумное. Но на ум ничего не идёт. Значит, всё-таки, заметил меня с Ломовым. И, кажется, слегка приревновал. Иначе зачем, ему идти за мною по тёмному коридору и отпускать скабрезные шуточки? С другой стороны, чего это он такой довольный? Ведь только недавно на нём лица не было.

– Серега-а-а, – слышу я протяжный шёпот откуда-то из-за сцены, – ты там скоро?

– Вот он я, уже иду, – Чернов довольно нежно берёт меня за плечо, подвигает в сторону и скрывается в темноте закулисья.

Теперь понятна причина его веселья – явилась разлюбезная О. Б. Нибось, накаталась с кем-нибудь на мотоциклах, нагулялась в клубах соседских сёл, водочки вмазала и припёрлась с малолеткой поразвлечься. Фу! Ну, неужели он не видит, какая она? Неужели не понимает, что она над ним просто смеётся?

– Вит, – в конце тёмного коридора появляется Швецова, голос её звучит удивлённо и насмешливо, – Вит, за вами бабки пришли.

Я кидаюсь к Ирке, чтобы заткнуть её. Не хватало ещё, чтобы эту новость услышал Чернов. Это будет позор века.

– Где? – шепчу я, выталкивая подругу в фойе. Там взрослые пацаны по-прежнему играют в бильярд.

– Там, на улице.

Я бегу к выходу, и буквально выпихиваю бабку Зину, уже входящую в здание клуба со своей неизменной палкой. Сзади замечаю коричневое пальто моей бабушки.

– Вы что? С ума сошли? – кричу грозным шёпотом. Я даже не боюсь, что мне влетит. Влетит в любом случае дома от дедушки, а с бабушкой можно не церемонится, пусть знает, что нельзя так позорить взрослую внучку.

– А мы шли, шли потихоньку вам навстречу, и не заметили, как дошли, – кажется, бабушку саму смешит эта ситуация.

– А иде моя Марина? – бабка Зина неумолимо норовит проникнуть в светлое фойе.

– Сейчас приведу, сейчас, – я, озираясь по сторонам, увлекаю их за угол, – подождите тут.

Возле подоконников стоят какие-то незнакомые парни. Хорошо, что из одноклассников никто не видит моего позора.

Бегу по тёмному коридору, подбегаю вплотную к Королёвой. Не знаю, стоит ли говорить при Асике, но выбора нет:

– Пошли скорее. За нами бабки пришли, – сообщаю я таким тоном, каким, наверное, зовут на пожар.

– Блин, – Маринкино лицо становится злым и некрасивым, – сейчас я приду, иди.

Иду. А что мне ещё делать? Я помешала Королёвой, я принесла ей плохую весть. Раньше горевестникам рубили головы, хоть они ни в чём не были виноваты. Конечно, идея – пойти навстречу нам в плоту, принадлежала бабе Зине. Это она – любительница разыскивать своих загулявших домочадцев. Моя бабушка никогда бы сама не вычудила такое.

……

– Как, как можно было да такого додуматься? – визгливо возмущалась Королёва по дороге из Плоты.

Взвинченная, она почти бежит, таща меня за руку. Наши с ней бабушки постепенно отстают. Они не обращают внимания на Маринкин психоз, разговаривают, наверное, о своей молодости.

……

– Ну что, внуч? Бабушка тоже побывала на «ёлке»? – дедушка сидит на своей постели в трусах и фуфайке, видимо недавно выходил во двор. Я думала, он разозлится, а он улыбается. Видимо за три часа моего опоздания его гнев успел смениться на милость. Значит, в клуб сегодня я сходила не в первый и в последний раз…

На леваде расцвели подснежники. Мы с Королёвой ходили за ними каждый год, а этой весной не идём – Маринка целыми днями слушает магнитофон и страдает: никак не может выбрать между Мишкой и Женей. Мишка – уже не Чистяков. Тот с зимы встречается с большегрудой Катькой. У нового Мишки смешная фамилия – Хмыз. Он – друг и одноклассник Асика Муртазаева. Влюблённый Асик ходил к Королёвой по вечерам из Плоты, а чтобы не было скучно брал с собой друга. И как-то так получилось, что вскоре друзья поменялись местами. И теперь Мишка Хмыз ходит к Королёвой в качестве жениха, а робкого Асика иногда берёт с собой за компанию. С тех пор, как Маринка начала целоваться, я её не узнаю. Она и раньше разговаривала только о пацанах, а сейчас её вообще понесло. Теперь она не только разговаривает, но и закрепляет слова делами: бабка Зина выпускает её каждый день к лавочке на полчаса. Всю неделю Маринка целуется с Мишкой и доругивается с Асиком. А на выходные вместе с поженившимися Анькой и Колькой к Маринке приезжает боксёр Женя, тот самый, который влюбился в фотографию Королёвой, а потом, на свадьбе, и в саму Маринку. Жене восемнадцать лет. Маринка пользуется популярностью у взрослых парней.

– Марин, пойдём за подснежниками, – с надеждой вставляю я в паузе между песнями группы «Фристайл».

– Мне завтра Михон принесёт, – Королёва томно прикрывает глаза, – а Женька привезёт белые розы. Я люблю белые розы. А ты?

Я не знаю, что ей ответить. Мне никто никогда не дарил цветов. Я хочу получить их от Серёжки, ведь первые цветы – это очень важно…

«…Первые цветы дарят лишь однажды, пусть они завянут навсегда. Но таких не будет никогда». Это тоже строчка из песни с Королёвской кассеты. А у меня по-прежнему ничего хорошего из музыки нет. Недавно, на выходных, мама привезла мне плеер с наушниками. В деревне тогда была Нинка. Мы дико радовались. Такой штуки не было ещё ни у кого. Можно слушать на всю громкость даже ночью, и музыка никому не помешает. Мы с сестрой расположились на диване. В плеере уже была вставлена какая-то кассета.

– Мам, а это что? – спросила я. У мамы дома не могло быть лишних кассет – она все их отдала мне вместе с магнитофоном ещё давно.

– А это Славка что-то вставил, я не слушала.

У них там, в общаге, прежняя жизнь, где всё общее. Кстати, мама последний месяц живёт в общаге – в мае ей дают квартиру. В новые квартиры уже переехала Оксанка с тётей Людой, уехали Зубовы. Только Славка с Римкой остались, на каникулах я ездила в город, но общение со старыми друзьями стало каким-то натянутым. Римка теперь красит глаза чёрными тенями, как ведьма, и носит кожаный браслет с железными заклёпками. А её брат ежеминутно плюётся сквозь зубы и говорит слово «обоснуй».

Я решила послушать, что за кассету вставил Славка в наш плеер. Нинка первая надела наушники, а я нажала синюю кнопочку. И без того большие глаза сестры стали медленно округляться.