Наиболее колоритной фигурой в упомянутой «руководящей тройке» был, пожалуй, Ян Косой, или Ян Тимофеевич Рокотов. Первый раз он был арестован в 1946-м – тогда Рокотов учился на юрфаке МГУ – по делу своего одноклассника Джонрида Сванидзе, племянника первой жены Сталина, обвиненного в создании антисоветской молодежной организации. Дело начали раскручивать, но потом поступило указание его замять, и Рокотов, которому «светили двадцать пять и пять по рогам», был приговорен всего-навсего к высылке из Москвы. Из столицы он, надеясь на забывчивость «органов», не уехал, скрывался, был вторично арестован и получил восемь лет лишения свободы. По воспоминаниям сидевшего с ним в лагере историка Юрия Фельштинского, первое время он жестоко страдал от «прессинга» уголовников, но затем сумел наладить с ними взаимовыгодные отношения и «досиживал» уже вполне благополучно, по лагерным меркам – даже богато. Выйдя на свободу в середине 1950-х, он быстро оценил возможности, которые открывала перед оборотистым человеком скупка иностранной валюты, особенно золотых монет. Он любил дорогие рестораны и красивых женщин; одна из его подруг, Валентина (Ляля) Дроздова, была в свое время любовницей Берии; вероятно, это имело для Рокотова определенное значение и повышало его самооценку. Его правой рукой стал совсем еще юный (в момент ареста ему было двадцать четыре года) Владислав Файбишенко, к которому стекались средства от «бригадиров» выстроенной Рокотовым структуры. Третий из будущих фигурантов «дела валютчиков», аспирант Плехановского института Дмитрий Яковлев, действовал несколько обособленно и был чрезвычайно осторожен, КГБ вышел на него до известной степени случайно.

Ян Рокотов (фото 1960 г.)

СУДЫ-ПЕРЕСУДЫ

В 1960 году Рокотов, Файбишенко и другие активные участники «Золотой фирмы», как они называли свое предприятие, были арестованы. Доказательства их вины у следствия имелись в изобилии: при обыске изымались валюта и ценности на десятки миллионов «старых» рублей, записные книжки с нехитрыми шифрами. Да и в признательных показаниях «бегунков» – рядовых фарцовщиков – недостатка не было. Поэтому после завершения следствия дело было передано в Московский городской суд, назначивший основным фигурантам наказание по верхнему пределу статьи 88 только что принятого Уголовного кодекса РСФСР – восемь лет лишения свободы в колонии строгого режима. Примерно в это время был арестован Яковлев, который сразу начал сотрудничать со следствием.

То, что произошло потом, было для послесталинского времени довольно необычным – все-таки советское государство старалось теперь открыто собственных законов не нарушать, – хотя и не уникальным. Впрочем, начиналось все вполне обыкновенно: до нескольких руководителей СССР (помимо Н. С. Хрущева называют еще А. И. Микояна и М. А. Суслова) дошли жалобы иностранцев на разгул валютного черного рынка в «первом в мире государстве рабочих и крестьян». Хрущев, как это с ним регулярно бывало, вспылил и потребовал решительных действий. Его пытались успокоить тем, что меры к этому времени уже были приняты, что выразилось в постановлении Верховного Совета СССР об усилении уголовной ответственности за нарушение правил о валютных операциях до пятнадцати лет лишения свободы. Судить же фигурантов дела по новому закону, говорили Хрущеву, нельзя, поскольку это будет грубым попранием общепризнанного юридического принципа, гласящего, что закон, устанавливающий или устрожающий ответственность, не имеет обратной силы. Советское законодательство этот принцип тоже недвусмысленно признавало: принятые в 1958 году «Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик» прямо указывали, что «преступность и наказуемость деяния определяются законом, действовавшим во время совершения этого деяния… Закон, устанавливающий наказуемость деяния или усиливающий наказание, обратной силы не имеет».

Владислав Файбишенко (фото 1960 г.)

На Никиту Сергеевича эта аргументация впечатления не произвела, и на Пленуме ЦК КПСС, ссылаясь на «требования трудящихся» (в частности, письмо работников Ленинградского металлического завода) о примерном наказании отщепенцев, он эмоционально, с переходом на личности – особенно досталось Генеральному прокурору Р. А. Руденко и Председателю Верховного Суда СССР А. И. Горкину, – потребовал приговор пересмотреть. Мосгорсуд повторно рассмотрел дело, и уже в соответствии с новой нормой Рокотов и его «подельники» получили пятнадцать лет.

Однако и этот приговор был сочтен неоправданно мягким. ЦК КПСС выступил с инициативой об усилении ответственности «за валюту» вплоть до смертной казни, что и было претворено в жизнь 1 июля 1961 года указом Президиума Верховного Совета. Руденко немедленно опротестовал приговор Мосгорсуда в Верховном Суде РСФСР как «недостаточно суровый», после чего в двухдневном процессе было вынесено уже третье решение по «делу валютчиков» – Рокотов и Файбишенко были осуждены к высшей мере наказания. Чуть позже отдельно приговорили к расстрелу Яковлева. Приговор, как и положено, был встречен одобрительной реакцией трудящихся, которые на митингах и в письмах гневно клеймили «отщепенцев».

«Я ХОЧУ СТРОИТЬ КОММУНИЗМ»

Ян Рокотов, подельник племянника Сталина и любовник любовницы Берии, надеялся, что не все потеряно, и пытался добиться помилования. В письме на имя Хрущева 22 июля 1961 года он писал: «Я приговорен к расстрелу. Преступление мое заключается в том, что я спекулировал иностранной валютой и золотыми монетами. Ко мне два раза применяли обратную силу закона… Я очень прошу Вас сохранить мне жизнь. Во многом я заблуждался. Сейчас я переродился и совершенно другой человек… Мне тридцать три года, я буду полезным человеком для советского государства… Ведь я не убийца, не шпион, не бандит. Сейчас прояснился ум у меня, я хочу жить и вместе с советскими людьми строить коммунизм… Очень прошу помиловать меня». Однако прошение о помиловании было отклонено.