Хотя великодушным он был всегда. А еще добрым и порядочным. А она повела себя как свинья! Не справилась, понимаешь, с горем. Не смогла публично его перетерпеть.

– Почему мышей? – Иванцов вдруг, как дурак, полез к ней обниматься, хотя она и брыкалась. – Будем детей разводить, а не мышей. Воспитывать их станем.

– Ох, Иванцов! – Ей все же удалось его отпихнуть, она одернула одежду, поправила волосы, куда он постоянно норовил запустить свою здоровенную пятерню. – Себя сначала воспитай! Совсем не умеешь вести себя! Давай звони в дверь, долго будем топтаться?!

– Да позвоню, в чем вопрос.

Он запрыгнул на самую первую ступеньку крылечка под прозрачной пластиковой крышей, еще на одну, тронул кнопку звонка. Где то в глубине дома прозвучала едва слышная трель. И никто не поспешил отворить им дверь.

– Может, их дома нет? – пожал плечами Иванцов и снова нажал кнопку звонка.

– Ага, подожгли угли, оставили грибы под осенним небом и уехали! – фыркнула она. – Совсем свежий воздух тебе соображалку усыпил.

– Не воздух, а ты, – уточнил Иванцов и прислушался. – Где то не дома… Где то там…

Он развернулся, спрыгнул со ступеней и легкой трусцой побежал за угол. Отсутствовал он до неприличия долго. А когда вышел, то на каждой руке у него висело по ведру с картошкой, морковкой, кабачками. Хозяева шли следом.

Сучков издали рассматривал Альбину. Она чуть притопывала одной ногой, без конца рассматривала свои ладони и натянуто улыбалась.

Вот дуреха! Думает, что он до сих пор зол на нее. Что не простил такого трусливого бегства, подвигнувшего его на увольнение. Что бесится он тут в дачном пенсионном заточении. И все из за нее! Так она думает и сильно нервничает. Даже побледнела, господи, помилуй!

А он? Что думает он?

Ну, если честно, было дело, но давно уже. Как то и забылось. И острота обиды стерлась. И даже рад он, что поселился здесь. Ходит на рыбалку, копается в грядках, грибов вот сегодня с утра притащил ведро целое. С соседями – целых четыре семьи таких же, как они, пенсионеров – общаться научился. Раньше то все было недосуг. А теперь времени пропасть! И какие все милые люди вокруг. Ходят к ним с женой в гости, приглашают к себе. Они какими то даже традициями за эти недели успели обзавестись.

По пятницам, к примеру, у них банный день. Соседи топят баню, и они парятся по очереди. Сначала женщины, потом они – мужики. И пока мужики блаженствуют, женщины стол накрывают. Капустка квашеная, грибочки маринованные, помидоры в собственном соку, картошечка рассыпчатая в масле с укропом и тмином. У мужиков под это дело – запотевший графинчик с водочкой, настоянной на клюкве. У женщин – вишневая наливочка. Хорошо!

По субботам – игра в карты. Тут у них собираются на просторной веранде позади дома. Шумят, спорят, но как то мило все, неспешно, беззлобно. У жены глаза загорелись за долгие совместные годы жизни, как у молоденькой. Он…

И почти он совсем не скучает. Если и скучает, то не по отделу, не по работе сумасшедшей, а по пигалице этой вот, что ногами его дорожку топчет и глаза поднять боится. Без нее временами худо было очень. Ведь дочкой она ему почти стала!

Почему не позвонил сам и ни разу не пригласил встретиться? Хм-мм… Вопрос очень интересный, жена ему его неоднократно задавала. И уговаривала: мол, старше, мудрее должен быть. Должен уметь прощать и забывать. Не так уж много времени осталось, прекрасного, чудного времени, чтобы тратить его на мелкие обиды.

Согласен! И не раз к телефону тянулся. А потом останавливался. А вдруг она его уже и не помнит совсем? Кто такой этот Сучков? Старый пень какой то, сбежавший из отдела, как нашкодивший драный котяра. Кто такой он ей?!

Но она сама приехала, милая дуреха! И стоит теперь перед его крыльцом – глаза на мокром месте, – и переживает. И с Иванцовым, между прочим, приехала. Не зря он старался!

– Ну… – Сучков подошел к Альбине, остановился на расстоянии двух шагов. – Здравствуй, что ли, Альбина Парамонова.

– Здравствуйте, Михаил Иванович, – пискнула она и протянула ему подрагивающие пальцы. – Как поживаете?

Он пожал осторожно ее хрупкие пальчики, которые могли закручивать гайки уголовных дел о-го-го с какой ловкостью! Подивился, какие они холодные, хотя на висках у нее выступили капли пота. Понял, что если сейчас скажет ей какую нибудь чертовщину, типа «нормально» или «живем – хлеб жуем», то никакого общения у них не получится.

Будут сидеть за их карточным столом на веранде, который жена по такому торжественному случаю накроет праздничной скатертью. Будут угощаться. Вежливо улыбаться. Давить из себя какие нибудь будничные, ничего не стоящие разговоры. Потом они, едва поклевав с тарелок, уедут. А они с женой останутся. Она молча уберет со стола. Он молча вытащит бутылку водки. И молчать они будут до следующего утра, когда придет пора анализировать.

Она упрекнет его. Он станет отбрыкиваться.

Ну уж не-е-ет!!! Он так не хочет и не станет делать!!!

– Эй, малявка, – тихо проговорил Сучков и дернул девушку за руку. Не сильно, но так, что она покачнулась и ее головка оказалась у него на груди. – Ты то как там, без меня, а?

– Плохо! – прошептала Альбина, вжалась лбом в его вельветовую куртку, в которой он работал в огороде, поводила головой туда-сюда. – Очень плохо мне без вас, Михаил Иванович!

– Э-э-эх ты, дуреха! – Он поглаживал ее по вздрагивающим плечам – она все таки разревелась. – Чего же так долго не ехала-то, а? Мы с женой все глаза проглядели. А тебя все нет и нет. Я же скучал!

– И я! – Она подняла на него лицо, улыбнулась. – И я скучала! Вы меня простили, Михаил Иванович?

– Э-э-эх, дуреха! – растроганно пробормотал он, поцеловал ее в макушку. – Все хорошо, все хорошо… Ну, чего стоим то? Давайте в дом, а?

– А угли для чего, Михаил Иванович? Может, чего нибудь пожарим? – суетливо засновал по двору Иванцов. – Я тут мигом до магазина, а?

– Умник какой! – фыркнул Сучков, приобнял Альбину, повел к жене, словно передать хотел ее под присмотр, чтобы снова не удрала. – А то мы тут в глуши живем, и нет у нас, у бедных, ничего. Ну ка, мать, чего там у нас есть запечь, а?

Ничего такого не было, как назло. Мясо в морозильнике. Курицу с утра на щи сварила. Ну не макароны же на вертеле крутить! И она глазами и так, и сяк в сторону Сучкова стреляла. Но тому как шлея под хвост попала! Начали с Сережей грибы мыть и на шампуры цеплять, чередуя с крупными кусками сала и картошки. Тоже угощение! Пришлось тихонько Альбину в магазин послать. Девчонка на ногу скорая, принесла живого карпа. Это уже дело, а то – грибы!

– Вот ерунду затеяли так ерунду, – ворчала она, доставая праздничную скатерть из старинного комода, доставшегося от бабушки. – Сало с грибами! Нашел, старый пень, чем гостей угощать!

Она встряхнула скатерть, опустила на стол. Мягкая тонкая ткань тут же влипла в стол, повиснув красивыми складками. Следом пошли праздничные тарелки, столовый набор ножей и вилок. Фужеры надо бы достать хрустальные, из простых – не дело. Так они в коробке на антресолях, она не достанет. А Мишу просить сейчас бесполезно. Мечется, как ненормальный, ничего не видит, никого не слышит.