Эрвин зажег свечи и с тревогой смотрел на хозяина. Во время прежних молений с зеркалами сила Хогги беспрепятственно текла в зал, многократно умножалась участниками собрания и возвращалась в озеро полноводным потоком. И каждый молящийся обретал частицу великого дара Хогги – умения ненавидеть и убивать. Но теперь плавное движение силы было прервано.

Поднятые руки Готфрида дергались в конвульсиях. Казалось, что его скрюченные пальцы вцепились в невидимую веревку, а тело, как тряпичная кукла, безвольно болтается на ней. Серебряный шар летал на тяжелой цепи вокруг шеи, то и дело со стуком ударяясь в плечи и грудь герцога. Монотонные восклицания слились в непрерывный вой. Голова колдуна в треугольном клобуке моталась взад и вперед, все сильнее и сильнее.

«Сейчас она ему башку оторвет», – эльф выхватил из-под ворота голубой шарик и с силой прижал его к сердцу Готфрида. Тот захрипел, подпрыгнул и, словно от сокрушительного удара, пролетел через весь кабинет, грохнувшись на рабочий стол. Эрвину пришлось сделать шаг в прошлое, чтобы убрать флакон с мертвой водой и другие бьющиеся предметы. Когда он стащил клобук с головы колдуна, то увидел посиневшее лицо, измазанное окровавленной пеной и закатившиеся белки глаз.

Эльф протер жутковатую физиономию хозяина мокрой тряпочкой и влил немножко вина в закушенные губы. Зрачки опустились на место, колдун попробовал приподняться, но тело, сотрясаемое дрожью, не повиновалось ему.

– Эльф, она хотела меня убить, – прошептал Готфрид.

– Да ладно, ваша светлость, не убила же… Вы бы в кресло лучше пересели, мне на столе прибраться надо.

Эрвин бережно укутал хозяина собольим плащом прямо поверх балахона и сунул в руку кубок с вином. Герцог рыскал по углам безумным взглядом и беспокойно бормотал:

– Я делал ее сильнее, я дарил ей рабов – а она опять чуть не убила меня… Зачем?

– Да ей все равно, что жрать. Она же – смерть.

– В Гилатиане что-то пошло неправильно… Это твоя работа?

– Ну, может, зеркало неровно поставил, – чистосердечно признался Эрвин.

– Ты это сделал нарочно, – голос колдуна звучал слабо и бесконечно устало, и гнева в нем не было, – объясни – чего ты добивался?

– Нельзя ее больше кормить. Вы не можете с ней справиться, вы же видите.

– Я понимаю. Ты снова меня спасал, да? А теперь убирайся отсюда, и чтобы я тебя больше никогда не видел.

– Прощайте, ваша светлость. Рад был находиться у вас в услужении. Если чего вдруг понадобится – колокольчиком подольше звоните, а то я спать ужасно хочу.

Эрвин настолько устал, что устроился на ночлег в кладовке замка на куче старого тряпья. Но перед тем, как заснуть, он все-таки мельком глянул на линии будущего своих подопечных. Вроде бы в ближайшие часы гибель никому из них не грозила, а с остальными неприятностями он разберется потом.

Кашта стояла у единственной переправы в верхнем течении реки, и к ней вело множество дорог. Она все еще называлась селением, но жители уже считали себя горожанами и даже имели на это некоторое право – со стороны реки был возведен внушительный тын с закрывающимися на ночь воротами, чтоб удобнее собирать подать с проезжающих. Сельским хозяйством каштяне почти не занимались, куда доходнее было обслуживать путников. Три постоялых двора, кузницы, лавки сапожника, оружейника, кожевенника… Даже мальчишки не бездельничали, а целыми днями удили рыбу для знаменитых каштянских пирогов.

Вчера Марис и Тайра слишком поздно нашли гостиницу, очаг уже не горел, и сонная служанка выставила на стол остатки холодного супа и жилистый кусок вареного мяса – все, что осталось от ужина. По ее мнению, для таких голодранцев разводить огонь среди ночи не стоило. Зато сегодня они проснулись как раз к завтраку, и наслаждались тающей во рту жареной рыбой с печеными овощами, Марис еще кувшин с пивом потребовал, а Тайра – сладкие пирожки на закуску. Выползли из-за стола отяжелевшие и не в меру веселые, пошли лавки смотреть. Ничего толком не купили, только новый гребешок для Тайры взамен сломавшегося, зато наторговались вволю.

Хмель понемногу уходил, и Тайре стало что-то беспокойно. Она украдкой глянула на шарик, он был совсем нехороший, мутно-красный.

– Нам, наверное, ехать пора.

Они побрели к гостинице, да, как на грех, по пути лоточник попался, убедил, что побывать в Каште и рыбного пирога не отведать – все равно, что со свадьбы трезвым уйти. Пирог был горячим, сочным, начинка вываливалась, так что они сели в тенечке на поленницу под чьим-то высоким забором и постарались прочувствовать несказанную вкусность знаменитого каштянского блюда. По правде сказать, им уже кусок в горло не лез, еле справились.

Расплатившись в гостинице, они безо всякой охоты залезли на коней и лениво потрусили к воротам. Очень хотелось вернуться назад и снова завалиться спать. Жарко было, тянущиеся к переправе возы поднимали густую желтую пыль. Наставленные в грудь пики неведомо откуда появившихся всадников не слишком впечатлили их. Ну, проверка очередная – ракайцы же…

– Подорожная есть?

– Какая подорожная? Мы в Гилатиан едем, на работу наниматься.

Старший уловил сильный акцент и обрадовался.

– И откуда вы едете?

– Из Кадара.

– Из Кадара, без подорожной… Давайте-ка их к капитану доставим.

Трактир у ворот не работал уже давно – его заняли под казарму. Хозяин не жаловался: какая разница, гостей проезжих или солдат кормить. Хлопот меньше, порядка больше. Половину слуг рассчитал. Война – это надолго.

В помещении, куда втолкнули Тайру и Мариса, народу было мало. У самого окна знатный рыцарь что-то диктовал писарю, да в глубине зала тихо выпивали четверо воинов.

– Господин капитан, эти двое ехали без подорожной, говорят – из Кадара. Не иначе – шпионы. Кони хорошие.

Рыцарь – довольно невзрачный господин с изящно закрученными усами на одутловатом лице – безразлично глянул на пленников и кивнул своим воинам:

– Продолжайте объезд, – пододвинул к себе исписанный цифрами лист бумаги и, углубившись в расчеты, брезгливо процедил:

– Кто такие? Почему без подорожной?

– Братья Джан и Марис Карисы из Кадара, едем в Гилатиан, хотим на службу наняться, – бойко ответила Тайра. Марис изумленно уставился на подругу. Джан – это понятно, в память отца, но почему вдруг Карисы, а не Баркеты?

– Чем докажете, что не шпионы?

– Так мы же из Кадара, мы же ваши союзники… – и тут глаза Тайры стали совсем круглыми, – куда повели наших коней?!

– Ваши лошади именем императора конфискованы для нужд армии. А вы, если не докажете вашу невиновность, – рыцарь выразительно потер пальцами, – будете заключены в темницу, допрошены и, вероятнее всего, повешены.

Марис, доселе потерянно молчавший, шагнул к капитану и выкрикнул срывающимся от ярости голосом: