и выплачивает мне часть дохода. Это все от отца, ваше сиятельство. Дела стали похуже.

— Для каких целей ты познакомился с Еленой Викторовной Елецкой? — задал я один из главных вопросов, одновременно переводя часть внимания на его ментальное тело и наблюдая за характером возмущений в нем.

— Александр Петрович, ну так это же!.. — он засопел, тут же обратив страдальческий взор к графине. — Елена Викторовна — очень красивая женщина. Самая красивая, из мне известных. Я ее люблю, Александр Петрович! Всем сердцем люблю. И как я, по-вашему, мог с ней не познакомиться? Сама судьба свела меня с ней!

Сейчас мне было совершенно ясно, что Майкл не врет, а всполошился он так потому, что я задел наиболее чувствительные струнки его души.

— Вот видишь, Саша! — торжествующе сказала графиня. — А ты смел к моему Майклу относится с таким бессовестным недоверием⁈

Она села на диван рядом с Милтоном, обняла его и прошептала:

— Пожалуйста, потерпи, мой мальчик. Скоро все закончится. Он больше не посмеет мучить тебя.

— Майкл, ты хотел получить научные работы моего отца? — спросил я, не обращая на слова мамы.

— Конечно, да! Это одна из моих целей переезда в Россию! Очень хочу познакомиться с трудами вашего отца! Тем более после того, как граф Бекер прочитал статьи Петра Александровича и понял, что ваш отец на верном пути, — с пылом произнес Майкл.

Я видел, что его состояние уже близко к норме, но при этом шаблон «Заставляющий петь песню истины» продолжал действовать, и я пока доверял словам британца.

— Кто такой граф Бекер? — сейчас я был полностью Астерием, и то, что Елена Викторовна с такой нежностью прижималась к Милтону у меня не вызывало чувствительного протеста. А может Саша Елецкий во мне начал с этим постепенно смиряться.

— Чарльз Бекер мой хороший знакомый, исследователь тайн древности, известный коллекционер египетских и арийских артефактов, держатель Ключа Кайрен Туам. Он, как и я интересуется доарийской историей и техникой того забытого времени, — Майкл облизнул пересохшие губы, сейчас глаза его были ясны и даже сияли.

Я замер. Вот это уже было очень интересно: о Ключе Кайрен Туам отец несколько раз упомянул в последней части своей работы. Только Петр Александрович писал он нем, как об утерянном артефакте. Получается, этот ключ имелся в коллекции некого британского графа? Пока я лишь смутно представлял назначение той штуковины, носившей название Кайрен Туам, но эти два слова были очень похожи на созвучные слова на языке дравенши, к которому я обращался, работая над переводом первой пластины Свидетельств Лагура Бархума. Кайрен Туам можно перевести как Комната Памяти, или правильнее будет Хранилище Знаний.

— Майкл, для кого ты собираешь информацию о древних виманах? — задал я еще один важный вопрос. — Есть такие люди, которые направляет тебя в познании тайны древних виман?

На лице Милтона снова отразилось непонимание. Он потер виски, чувствуя сильный дискомфорт и ответил:

— Это же дело моей жизни, ваше сиятельство. Я сам себя направляю. Кто еще может меня направить лучше, чем мой собственный интерес?

— Ты хочешь сказать, что интерес к виманам только твой и ты собираешь эти знания лично для себя? — уточнил я.

— Да, ваше сиятельство. Есть у меня друзья по Университету Октавиана, когда-то интересовались этим вместе, но за последние годы я с ними почти не общаюсь, — ответил Милтон, постепенно расслабляясь в объятиях Елены Викторовны.

— Ты знаком с Джеймсом Лабертом? — задал я последний важный вопрос.

Британец долго не отвечал, перебирая шепотом какие-то имена, затем сказал:

— Знаю Джона Лаберта — его отец работал у нас бухгалтером, и Бейли Лаберт — она училась со мной в Кембридже на два курса младше меня. Рыжая, конопатая девушка с ужасным характером — ее никто не любил. Джеймса Лаберта не припомню. А кто он?

Я поспрашивал его еще немного, уточняя интересные мне сведения о графе Чарлзе Бекере, друзьях и знакомых Майкла, о его планах на ближайшее время, после чего снял действие «Инквизитора». Получалось, что этот парень, хоть и британец, но он чист. По крайней мере чист перед нашей семьей. Или были в нем какие-то иные интересы, до которых я не успел добраться. Все-таки круг вопросов, которые я задавал ему в этой процедуре был очень ограничен. Ладно, вычеркнем его пока из списка моих личных врагов, а там время покажет.

Теперь мне не оставалось ничего другого, как сказать:

— Майкл, приношу извинения за свои подозрения на твой счет. Отдельные извинения за болезненные неприятности при нашей первой встрече. Я был не прав.

— Все замечательно, ваше сиятельство, — заулыбался Милтон. — Ваши извинения с радостью принимаю. И еще раз повторюсь, я вполне понимаю ваши опасения. Вы всеми силами старались обезопасить Елену Викторовну от опасных знакомств, и это правильно.

— Я же говорила, Саша! Майкл, замечательный человек! Он очень честен и по-настоящему любит меня! — Елена Викторовна вскочила с дивана чуть раскрасневшись и сверкая глазами, в которых едва помещалась радость.

— Очень рад, что это так. Надеюсь, на этом недавнее недоразумение исчерпано, — сказал я, чувствуя, что мне хочется закурить. Ведь я не курил с пятницы, и даже не подумал о сигаретах, вернувшись домой.

Да, недоразумение как бы исчерпано, но на душе остался осадок. Саша Елецкий вернулся в меня, и сейчас мне было неприятно думать, что этот миленький видом мальчик Майкл — любовник моей мамы. К тому же он британец. Было такое ощущение, что по стрункам души кто-то тихонько пропускал электрический ток. Ток не самого высокого напряжения, но ровно такого, чтобы лишить меня покоя. Я знаю, что могу разом убрать этот дискомфорт. И еще я знаю, что этот «электрический ток» создает не что иное как мой личный эгоизм. Если разобраться отрешенно, то я имею несколько любовниц, связь с которыми очень возмущает маму, а раз так, почему тогда я отказываю в мыслях маме в связи с человеком, который ей нравится гораздо больше других. Да, меня злит, что Майкл британец. Меня раздражает его смазливая внешность, его манеры, его чопорность и неуместная вежливость. Ну не мужик он, в моем понимании! Не тот человек, который должен быть парой Елене Викторовне. Но, с другой стороны, я не имею права решать за нее, с кем ей быть. За этими мыслями, я пропустил, какую-то фразу, сказанную чеширским бароном, услышал лишь слова мамы:

— Майкл, как ты себя чувствуешь? — графиня зачем-то положила ладонь ему на лоб, словно у британца от моей магии могла подняться температура.

— Очень, хорошо, Леночка, — сказал он, подняв к ней покрасневшие глаза. И вот сейчас он явно соврал. Потом добавил: — Когда ты